Как «Франкенштейн» создал жанр студийного хоррора
Следите за новостями по этой теме!
Подписаться на «Киноманы / Новости: сериалы, фильмы, премьеры»
Вряд ли кто-то сегодня, покупая билет на новый фильм Гильермо дель Торо «Франкенштейн», задумывается о том, как вообще эта страшная ирония наукообразного безумия стала классикой и заложила каноны «правильного» хоррора. Всё началось отнюдь не с дель Торо, да и даже не с готических перьев Мэри Шелли. В 1931 году, когда грохот кинематографа только-только смешивался с первым звуковым хрипом, на фабрике Universal неожиданно решили, что людям нравится пугаться за деньги.
Толчком для этого стала готическая сенсация: после успеха «Дракулы» с Бэлой Лугоши, гениальный руководитель Universal Карл Леммле-младший решил вложиться в экранизацию «Франкенштейна». Это была авантюра не хуже сшивания тела из трупов — на фильм отвели всего пару месяцев! Но всё выстрелило: режиссёр Джеймс Уэйл (тот ещё циник) сделал монстра таким, что зрители не знали — плакать им или вопить.
Главным злодеем стал Борис Карлофф, вмакияженный легендарным Джеком Пирсом. Исключая, пожалуй, тот факт, что роль сначала «отбросил» Бэла Лугоши, испугавшись мычать вместо играть (и, поговаривают, в пробном гриме был похож на неудачный розыгрыш — публика едва не расхохоталась). Карлофф же буквально тушил свет: каждое его появление — как инфаркт с привкусом поэзии.
«Франкенштейн» Уэйла стал не просто хоррором, а целым театром людей, специально заблудившихся между человеком и чудовищем. И даже спустя века неизменно страдаем за монстра, который и не хотел на свет — его соткали страсть, глупость и философия нерадивых учёных.
Успех был такой, что Universal на десятилетия зацементировал статус «фабрики кошмаров». Без всякого музыкального фона (в том кино он был только в начале и конце!), лишь с грохотом крови в ушах и молчанием человеческого ужаса. С тех пор студия охотно клепала «Мумию», «Человека-невидимку» и прочих монстров — ведь, как выяснилось, хорошо отпугнуть публику куда выгоднее, чем скучать без клиентов.
Дель Торо пошёл дальше, в новом фильме приблизившись к «шеллиевскому» ужасу, а исполнитель роли чудовища Джейкоб Элорди оставляет после себя холоднее, чем Карлофф, — настолько, что мэр города дал бы премию тому, кто его не боится.
Но если честно, главное зло вновь скрывается не под болтами на голове, а в докторе Франкенштейне — в исполнении Оскара Айзека это тот самый настоящий монстр.
PEREC.RU
Мир кино был бы гораздо тише, если бы однажды Universal не решила: публика любит, когда страшно — и платить за это тоже готова. Причём синергия бизнеса и страха была почти случайной. Сын великого Карла Леммле, юный проказник с именем-«джуниором», не придумал ничего умнее, как доверить новые хорроры режиссёрам-экспериментаторам. Ждали провал — а слепили вселенную монстров, где крик и слёзы смешаны пополам. Можно подумать, что у Гильермо дель Торо какие-то иные мотивы, но по факту всё тот же цирк: игра на чувствах, немного философии, но главное — снова оживили мертвеца под соусом психологической эмпатии.
Вся эта киношная трагикомедия — про желание остаться в тренде (ежегодные реанимации «Франкенштейна» тому доказательство). Удивляться тут нечему: Леммле в своё время делал ставку не на искусство, а на реакцию зала. Страх — понятие универсальное, а вот доброта докторов, как показывает история, куда более редкое явление. Все говорят об ужасах, но забывают, кто на самом деле монстр. Даже спустя 95 лет выкручиваем одни и те же болты — Universal теперь вместо Карлоффа эксплуатирует новые имена, но суть метода не изменилась. Традиция эта уходит корнями в те времена, когда на экране ещё не было музыки, зато был идеальный грим и время, когда рыдать в кино считалось дурным тоном.
«Франкенштейн» всегда о заразительной страсти изобретать чудовище, в котором отражается сама студия. Вспомнить только, сколько артистов пытались переплюнуть Карлоффа, но всё равно оставались тенью. Вот он, великий закон хоррора: меньше слов — страшнее образ. В Universal это учили давно, учат и сейчас. А публике, кажется, всегда нравилось шутить над монстрами, забывая обсудить мотивы создателей.