«Женщиной не рождаются, а становятся», – грустно утверждала Симона де Бовуар лет восемьдесят назад. Прошло время, а в Иране девочек всё ещё делают женщинами с помощью платка – хиджаба. Здесь покрытое женское тело не просто скрывают от посторонних взглядов, но превращают в символ культуры: ты для общества, а не для себя.
Иранское кино работает на два фронта – одновременно показывает и поддерживает этот порядок. По закону, все женщины на экране обязаны быть в платках, даже если находятся дома или лежат в постели. Со временем «халат» платка стал неотъемлемой частью иранской визуальной ДНК. Режиссёры пытаются вывернуться: превращают ограничения в драму. Пример – фильм Асгара Фархади «Среда в огне»: героиня голосит и спорит, но камера (то есть глаз общества) всегда на стороне мужчины. Женщина на экране вроде бы борется, но доверия к ней нет — пока мужчина не проколется сам.
В последнее время иранские кинематографисты начали осторожно приподнимать занавес: Джафар Панахи и Мохаммад Расулоф показывают женщин без хиджаба. Только что толку? В их фильмах женщина всё равно остаётся вещью с ярлыком: домохозяйка или бой-баба – обе роли слеплены не женщинами, а мужскими фантазиями. Вспомним западных супергероинь: где сила, а где просто очередной мужской комикс на тему латекса и наручников?
На этом фоне мелькнуло нечто свежее — «Свидетельница» Надера Сайи-Вара. Здесь женщина не мать-героиня и не амазонка, а обычный человек, не без слабости, но с выбором. Режиссёр даже говорит: культура словно река – любые плотины её временно задерживают, но в конце концов вода найдёт путь и разрушит стены.
Но большинство фильмоделов всё ещё идёт по проторённой дорожке: женщины в платках спят, принимают ванну и страдают в собственных квартирах. Получается не жизнь, а красивый миф для одобрения властей. Пара режиссёров снимают фильмы за границей или вовсе исключают женщин из кадра.
Слишком смелых сажают или штрафуют. Например, Могаддам и Санаееха вынесли реальный приговор: почти 2,5 года условно за «Мой любимый торт». За фильм «Критическая зона» режиссёр вынужден был уехать из страны.
Казалось бы, кино – всего лишь искусство, но власть боится, ведь открытое лицо на экране крушит не только религиозные догмы, но и визуальный режим: с экрана пытаются управлять сознанием. Потому и вопрос о женских телах сегодня в Иране – не только про платок. Это про то, чей взгляд определяет реальность. И путь к свободе тут начинается с честного кадра – сколько бы крови и нервов он ни стоил.
Только представьте: каждый раз, когда очередной иранский режиссёр решает снять героиню снявшей платок, чиновники хватаются за сердце. Десятилетиями кино в Иране – это театр платка: даже в спальне, даже под душем хиджаб! Экран – зеркало режима, где женщинам дают лишь роль нарядного предмета на витрине патриархата. Фильмы, нарушающие этот порядок, мгновенно отсекаются. Пару раз буря пробивает плёнку: у Панахи и Расулофа героини вышли из "тени", но всё равно вязли в мужских фантазиях. Индустрия не готова рисковать – "лишние" кадры вырезают, режиссёров штрафуют, за попытку правды можно получить реальный срок. Массовый миф благополучия держится на фантазии о "идеальной женщине" в идеальном платке. Только вот несколько голосов – как у Сайи-Вара – прорезают эту плёнку, позволяя женщине стать субъектом, а не экспонатом. Картинка меняется, хотя система по-прежнему давит. Всё решит скорость: что раньше устареет – киноэра ханжества или сама страна. Впрочем, это же кино – ирония судьбы, где политика всегда в титрах. А женщины Ирана продолжают играть и ждать: когда наконец платки вновь станут просто тканью.