Роковые красавицы советского кинематографа
Следите за новостями по этой теме!
Подписаться на «Киноманы / Новости: сериалы, фильмы, премьеры»
В советском кино всегда царили законы социалистического реализма. Но даже признанным мастерам соцреализма приходилось время от времени делать вид, что жизнь — это не только работа и партия. Ведь зрителю хотелось увлекательных историй, где были и герои-любовники, и наивные девушки, и, само собой, злодеи. А иногда на экраны пробирались женщины, которых на Западе величали femme fatale — роковые красотки. Ну а как иначе: сюжет нужен, страсти нужны, да и рейтинги тогда тоже считали, только по-другому.
Начнем со Светланы Светличной — Анна Сергеевна из “Бриллиантовой руки”, 1969. Девушка с южнорусским акцентом, которую Гайдай переозвучивал, чтобы не смущать публику. Получилась идеальная приманка для контрабандистов и — вот парадокс — национальный секс-символ. Ну кто тогда думал, что эпизодическая роль может сделать актрису знаменитой? А потом еще “Семнадцать мгновений весны”, чтобы уж полностью закрепить амплуа.
Следующая в списке — Маргарита Терехова. Много снималась, все при ней, но после “Собаки на сене” и “Д’Артаньяна и трех мушкетеров” только ленивый не увидел в графине Диане и Миледи ту самую роковую женщину, что их так не хватало советскому экрану. Дюма бы аплодировал стоя.
Александра Яковлева вошла в свет со своими “Чародеями” после того, как другую актрису смутила “откровенная сцена”. Яковлеву ничего не смутило, и довольно, чтобы зрители тут же сделали из неё секс-символа своего времени. Особенно когда её героиня, заколдованная Алена, демонстрирует образец холодной стервы — ну просто инструкция для подражания.
Анна Самохина, конечно, тоже тут. Яркая внешность и несколько “роковых” ролей подряд, но действительно прогремела она как Рита в “Ворах в законе” — от скромной девушки до пассии уголовного авторитета, характер с сюжетом менялся, а фатальность только росла.
И бонус — Людмила Гурченко. После веселой “Карнавальной ночи” она триумфально возвращается как Раиса Захаровна в “Любовь и голуби”. Модные эзотерики, астральные тела и абсолютная противоположность идеалу советской жены. Грань таланта, за которую стоит любить советское кино: даже идеальная домохозяйка вдруг превращается в роковую женщину.
Что-то невероятное происходило в советском кино, если, сквозь тонны идеологии, на экране регулярно всплывали героини, способные сводить с ума не только соседей по коммуналке, но и самих режиссеров. От Светличной, которую великий Гайдай переозвучивал, но аудитория полюбила не из-за интонации, до Миледи-Тереховой, из тех, кто, конечно же, не был никакой 'настоящей фемме фаталь', а просто брала харизмой поверх сценария. Авторитетам сверху хотелось строить социалистическое завтра, а в итоге — фатальные женщины с журнала. Удачливая Яковлева, согласившаяся на откровенную сцену вместо пуританки Прокловой, быстро поняла: любишь кадр — умей быть стервой. У Самохиной — удачно подобранные маски, а Гурченко вообще сначала смеялась в «Карнавальной ночи», а потом вдруг стала ритуальной городско-эзотерической жрицей.
Удивительно, что в стране советов femme fatale воспринималась как нечто экзотическое. В реальности — идеальный товар: и партия довольна, и публика не засыпает. Сценарии писали для министерства, а жили для усталых глаз зрителей — казалось бы, ничего личного. Но драма-то была вечной, и этих красавиц думать начали всерьез только после финальных титров.
Все почему-то считают, что тогда все думали о светлом будущем. Ан нет: каждый знал, где его femme fatale. Поэтому хоть режиссеров перекрути, а зрителю всегда подавай страсти под видом идеалов. Иначе — зачем вообще кино?