Разрушения на съёмках: здания, судьбы, легенды
Следите за новостями по этой теме!
Подписаться на «Киноманы / Новости: сериалы, фильмы, премьеры»
В кино разрушение зданий – излюбленный приём: то Москва горит у Бондарчука в «Войне и мире», то у Тарковского в «Андрее Рублёве» рассыпается в пыль несуществующий Успенский собор. Вот только киношники редко трогают подлинные исторические постройки – обычно обходятся декорациями. Но бывают и исключения. Российское кино временами не жалело настоящих домов, хуторов, даже храмов и крепостей ради достоверности. Вот некоторые из самых показательных историй.
В «Войне и мире», эпическом фильме Сергея Бондарчука, роль горящей Москвы исполнили 11 домов и копия Сухаревской башни, сколоченные в Подмосковье. Для сцены пожара их строили специально, готовили к сожжению и с жутковатой основательностью сжигали под пристальным взглядом пяти кинокамер. Тарковский, снимая «Андрея Рублёва», вообще заставлял декораторов перекрашивать декорацию соборной стены до тех пор, пока не убедился – белизна идеальна. Настоящее разрушение там не требовалось – всё убедительно, но бутафорно.
А где же рушили по-настоящему?
В 1965 году «Перекличка», первым фильмом Даниила Храбровицкого, не только привлекла молодых Михалкова и Стеблова, но и стала памятником особого кинематографического вандализма: в белорусском местечке Зембин киношники получили в распоряжение храм начала XX века, который после войны был складом. Сначала его стену подорвали, потом заново собрали кирпичи, а затем внутрь танк въехал. О восстановлении никто не думал — ремонт начали только через сорок лет.
В знаменитой эпопее Юрия Озерова «Освобождение» (1970), призванной конкурировать с Голливудом, ради достоверности также были разрушены настоящие здания. Бои в Бобруйске снимали в Минске на Немиге, как раз в период сноса старой застройки. В Берлине Озеров ухватил редкий шанс — снимать взрывы и стрельбу на месте сносимых сооружений в самом сердце города.
Бондарчук ради «Они сражались за Родину» (1975), получив разрешение Шолохова, переселил жителей хутора Мело-Логовский, укрепил дома, потом взорвал их для батальных сцен. И от некогда населённого хутора не осталось и следа.
В «Двадцать дней без войны» (1976) Алексея Германа-старшего уникальная сцена длилась 9 секунд, но ради неё в Калининградской области подорвали стену заброшенного замка Рагнит. Позднее этот же объект эксплуатировали для других фильмов, а восстанавливать руины начали только в 2010-х.
В «Покровских воротах» (1982) Михаила Козакова за кадром растворяется настоящий московский дом. Сейчас на его месте – сквер, но в 1982 году там завершилась настоящая эпоха, когда для фильма снесли двухэтажное дореволюционное здание: историй не жалели даже ради съёмок бытовых комедий.
Можно ли доверять кино, если ради минусовых секунд красоты режиссёры разрушают всё, до чего дотянутся? Кинематографисты в погоне за реализмом и эффектами словно забывают меру: что храм, что хутор – материал, лишь бы лента вышла бодрее. Аудитория хлопает ушами, когда ей под маркой искусства демонстрируют настоящие руины вместо фанерных декораций.
Каждый пример из статьи служит школьной иллюстрацией торжества замысла над здравым смыслом. Зачем очищать Берлин от истории, если там можно взорвать всё сразу – в кадре и в реальности? Почему бы не подарить храм танку или поселковую стену – гранате, раз на местности всё равно никто не молится и не живёт? Режиссёры облачаются в тоги создателей миров: строят, рушат, собирают снова, и снова рушат. Даже Шолохов махнул рукой на родной хутор – мол, пусть киношники делают, что хотят.
Тут же видно и удивительную наивность зрителя, привыкшего к магии монтажных склеек. Он радуется, что его любимая комедия сопровождается реальным сносом дома: ведь сквер с лавочками в Москве – куда долговечнее кухни коммуналки. Элита кино творчески пирует на останках – да, и будем честны, иногда у них получается красиво.
Но несколько тревожно наблюдать, как под музыку звенящих Оскаров мимоходом исчезают артефакты не только кинематографа, но и нашей истории. Тут ироничное "искусство обмана", и не так уж много сочувствия к натуре. Всегда ведь можно построить новое, сжечь, а потом снова отреставрировать – если гранты дадут.