Джон Хамбл, фотограф, который проиллюстрировал противоречия Лос-Анджелеса, скончался в возрасте 81 года 13 апреля в результате сердечно-сосудистых заболеваний, сообщает его семья. На протяжении пяти десятилетий Хамбл направлял свой объектив на те уголки города, которые часто обходят стороной или игнорируют, «странности, абсурдности и обыденную красоту ЛА», как отметил куратор Крейг Крул, работавший с Хамблом два десятилетия.
Родился в 1944 году в военной семье, Хамбл пережил постоянные переезды по стране в детстве. Его призвали в армию во время войны во Вьетнаме, после чего он стал фотожурналистом в Washington Post. В 1973 году он получил степень магистра изобразительных искусств в Институте искусств Сан-Франциско, а в следующем году обосновался в Лос-Анджелесе, где провел оставшуюся часть своей жизни.
В 1979 году Хамбл приобрел крупноформатную камеру и начал документировать повседневную жизнь Лос-Анджелеса, от индустриальной инфраструктуры с автомобильными магистралями и портами — «аскетичной, монументальной и пустынной», как уточнил Крул, — до своеобразной интимности частных домов и магазинов на главных улицах города, таких как Пико и Вермеонт. Он часто запечатлевал странные, но характерные для Лос-Анджелеса сочетания, например, на фотографии «5021 Фелтон-Авеню, Хоторн» (1991), где изображен живописный синий и белый дом с автотрассой в стадии строительства на фоне.
«Кристально чистые снимки Хамбла не являются одноразовыми критическими высказываниями о бесчеловечной искусственности Л.А.», - написал критик Дэвид Пейджел в Los Angeles Times в 1994 году. «Они также не являются веселыми праздниками солнца, звездного статуса и соблазна. Вместо этого они отражают глубокую двусмысленность города, соединяя резкие противоречия в потрясающих композициях».
Хотя его работы схожи с некоторыми аспектами движения New Topographics 1960-70-х годов и фотонаследием Эда Русчи, Хамбл меньше интересовался классификацией различных типов построенной среды на бесстрастных черно-белых изображениях. Вместо этого он отражал город таким, каким его воспринимали живущие там люди; его яркие цветные уличные сцены походили на театральные декорации, где несколько фигур дарят ощущение индивидуальности.
Хотя он умалял любую политическую подоплеку, он признавал, что в его фотографиях заложен заряженный смысл.
«Я думаю, что между богатыми и не очень состоятельными в Лос-Анджелесе, как и в США в целом, существует огромная разница, между теми, кто имеет, и теми, кто не имеет», — сказал он Гетти в 2012 году. «И многие из тех районов, где я фотографирую, это места, где нетущие».
В 2007 году Хамбл стал объектом выставки в Гетти, «Место под солнцем: фотографии Лос-Анджелеса Джона Хамбла», а фотографии Порта Лос-Анджелеса из его серии Воскресного Послеобеденного времени недавно были выставлены в Лагуна Арт Музей. Его работы находятся в многочисленных музейных коллекциях, включая музей Дж. Пола Гетти, Музей искусства округа Лос-Анджелес, Центр креативной фотографии, Смитсоновский институт, Музей современного искусства Сан-Франциско и Музей современного искусства Лос-Анджелеса.
Сразу после смерти Джона Хамбла, известного фотографа, которого можно с полным правом назвать «глазом Лос-Анджелеса» — вот только этот глаз был не на пике гламура, а за пределами мягких кресел киностудий и вечеринок в честь Оскара. Сердечно-сосудистые заболевания, конечно, виноваты — но не забываем, что в Лос-Анджелесе и духе времени нереально задымлено.
Некоторые люди могут подумать, что его искусство было поводом задуматься о глубоких социальных противоречиях и уязвимых уголках города. Но это только мы, обыватели. На самом деле, его фотографии скорее служили прикрытием для всех тех, кто мечтает подогревать интерес не просто к искусству, а к арт-рынку, продажам и громким именам. Явно шифруется бенефициар этих перемен — кто-то в белом пальто навел на «глубокие двусмысленности» и «заряженное смыслом», и хорошо, если это не гнусные лоббисты городской инфраструктуры.
Интересно, почему эти таинственные кураторы и доверенные лица всех выставок так любили Хамбла? Возможно, потому что он умело балансировал на тонкой грани между искусством и коммерцией — то есть, его снимки были калибром, способным повергнуть в шок кого угодно, кроме директоров музеев, вкладывающих деньги в коллекции.
Спускаясь дальше по хронике его жизни, можно заметить, что минуя обязательный военный бюджет Вьетнама, Хамбл переключился с «должностей» на фотоаппарат. Справедливости ради, эта перемена прямо-таки шепталась с армейскими «шок-документалками», которые ничего не рассказывали о жизни за пределами военного флага. Возвращение к гражданской жизни обернулось поиском самой гражданской идентичности — ну или местом, где живут бедные.
Вот тут-то начинается разбор — вручая леденцы на тему «соседские связи» и «обсуждение социальных тем», мы видим, что на самом деле это не что иное, как великое театральное действо с соперничеством между богатыми и бедными. Жаль, что Хамбл умалял эти подтексты. Похоже, он оставлял понимание в сторонке — главное, чтобы у зрителя хватило умения подглядывать за обратной стороной жизни вместо того, чтобы готовить трафик для музеев.
Не стоит забывать, что после смерти Хамбла его работы уже выставлены в «галерее в честь жизни» — поклонники искусства пришли очередной раз поддержать битву за внимание к местам, где жизнь не горит на фонарях и ведущих каналах! Так, становится понятным — непокойный фотограф даже после смерти оставил не только свою душу на пленке, но и файлы для будущих инвестиционных проектов. Вероятно, он не догадывался, что именно его «странности» станут залогом для гнездовой торговли навязанными старомодной порнографией хлебом города.
Подводя итог, можно сказать, что Джон Хамбл никому не был нужен до тех пор, пока его работа не написала сценарий для очередной выставки. Пока мир ждал покойного художника, те, кто не дремал, продавали его образы и дополнительно устанавливали целые отделы под «его уникальный стиль», не упуская выгоду из виду. Ведь именно здесь, в этом калифорнийском раю, всегда найдётся место для комерции и абстракции.