Перед сном на него опять накатило. И ведь поклялся, что больше не будет, дал себе слово, пообещал… но душная ночь навалилась соблазном, и ничего он с собой поделать не мог; снова и снова перед глазами всплывали картины воображаемого: Юлька, шлюшка из девятнадцатой, приспустив трусы, стоит, нагнувшись, и, обхватив ее бедра руками, юный курсант училища связи качает ее, припадая к ней сзади - так, как это изобразил Гоша… Юльку Денис представлял отлично, курсанта - смутно; Гоша сказал про курсанта: "Пацан…", и то и дело на месте курсанта видел Денис самого себя: Юлька стоит, расставив ноги, и не курсант ее, а он… билось, стучало бешено сердце: под простыней, приспустив с себя плавки, Денис лежал на спине и, затаив дыхание, делал ЭТО - изнемогая от наслаждения, ритмично вгонял в кулак раскаленный ствол, тискал его, сжимал, ласкал, воображая себя и Юльку, и простыня, едва различимая в темноте, бесшумно колыхалась над Денисом вверх-вниз…

В комнате было тихо, темно… где-то за городом, за новостройками, полыхала молния - нервно пульсировали зарницы, но это было так далеко, что гром совершенно не доносился; душная ночь обнимала город - ни малейшего дуновения не проникало в комнату… Ну, почему, почему это стыдно? - думал Денис, не зная, как быть: делать ли ЭТО теперь до конца, если уж начал, если снова не смог удержать себя… или, пофантазировав и поиграв, выпустить член из потной ладони, не доводя себя до оргазма, - ведь обещал, клялся… слово себе давал, что делать ЭТО он больше не будет… Хотелось кончить, выпустить из себя тугую струйку, судорожно, сладострастно пульнуть липким горячим фонтанчиком в предусмотрительно подставленный носовой платок, но - и Денис это знал отлично - стоит так сделать, как сразу же, вслед за секундным блаженством, станет так муторно на душе, словно сделал он что-то невообразимо плохое… - сколько раз уже было так! Именно так: сначала приятно, а потом… потом - чувство тупой безысходности… и Денис тянул, не зная, на что решиться: лежа с приспущенными до колен плавками, он то отдавался во власть ритма, с трудом удерживая дыхание, и тогда простыня над ним колыхалась, бесшумно следуя за рукой, то замирал - внезапно и резко, едва лишь чувствовал, что может взорваться… - под простыней, смутно белеющей в темноте, Денис балансировал на грани оргазма…

Хотелось кончить - выплеснуть из себя, извергнуть горячую струйку… и в душе Денис уже готов был капитулировать перед этим неистребимым желанием, внутренне смирившись с тем, что желание довести все до конца - до оргазма, вновь оказывается сильнее его воли, но в эту ночь - именно в эту ночь - была еще одна причина, тормозившая Дениса на пути к последнему, столь желанному для него движению, - кончить хотелось, и он наверняка бы уже кончил, но рядом, в соседней комнате, еще не спали Игорь и Толик; делая ЭТО, Денис слышал, как они о чем-то переговаривались, тихо смеялись чему-то, умолкали, снова бубнили, и это обстоятельство - сам факт, что брат находится рядом, за стенкой - вынуждало Дениса изо всех сил удерживать себя; стыдно… позорно… - думал Денис… но, уговаривая себя прекратить делать ЭТО, он, тем не менее, продолжал скользить в кулак свернутой ладонью вдоль напряженного члена, не в силах отказаться от удовольствия…

А ведь как поначалу все было прекрасно!.. Впервые Денис попробовал ЭТО в летнем лагере; однажды, когда отряд ушел на море, они с Кириллом, сославшись на то, что им нужно написать письма домой, остались в палате, и Кирилл, ничуть не смущаясь, стал показывать, как ЭТО делает он, - еще с вечера у них был уговор, что при первом удобном случае Кирилл Денису не только покажет, но и научит, как ЭТО делать нужно. Случай представился, и Денис, в мягком полумраке комнаты глядя на Кирилла, тут же стал добросовестно ЭТОМУ учиться: как Кирилл, он принялся старательно двигать туда-сюда тонкую кожицу на отвердевшем членике, отчего алая головка начала то открываться, то закрываться - как у Кирилла. "Ты думай о чем-нибудь… о приятном… думай, а не просто…" - давал Денису наставления друг, и Денис, глядя на членик Кирилла, думал, старался думать, но… тогда, в первый раз, у него ничего не вышло, и Денису было стыдно перед Кириллом, что он, Денис, оказался таким недотепой. Вроде бы все он делал так, как делал Кирилл, но у Кирилла через какое-то время из члена брызнула тонкая перламутровая струйка, и Кирилл, глядя на эту струйку, стекающую по его пальцам, прошептал: "Я кончил…" - он, Кирилл, это делать умел. А Денис не умел, и потому все усилия оказались тщетными - в свой первый раз Денис так и не смог ничего добиться: ни вылетающей из члена струйки, ни удовольствия, какое ему, Денису, Кирилл обещал. "Ничего, - успокоил тогда Кирилл Дениса, - завтра получится, вот увидишь… У меня тоже не сразу получилось. А теперь… видишь?" - и Кирилл показал Денису мокрые пальцы, которые он тут же вытер о край простыни. "А тебя кто учил?" - спросил Денис. "Юра, мой двоюродный брат…" - и, не видя причины что-либо утаивать, Кирилл поведал, что еще прошлым летом двоюродный брат, который учился в десятом классе, не только научил его, Кирилла, делать ЭТО, но и доверял Кириллу делать ЭТО ему. "У него, знаешь, какой писюн… преогромный! Мы каждый день это делали, и все получалось… и у тебя тоже получится, вот увидишь!" "А как я узнаю, что получилось?" - Денис был не только огорчен, но и, натягивая шорты, испытывал к своему другу чувство острой зависти. "Узнаешь… ты это сразу почувствуешь, - веско проговорил опытный Кирилл. - В попе сразу так щекотно и приятно станет, будто кто-то буравчик там вращает…" И действительно, через день у Дениса все получилось - он, без ложной скромности, оказался способным учеником. "Ну, как? Как? Приятно?" - спрашивал Кирилл, глядя, как у Дениса из членика вытекает перламутровая струйка. Денис не ответил - лишь кивнул головой, переживая новое для себя ощущение. Было и правда приятно. Щекотно…

Потом они, Кирилл и Денис, уединялись еще - делали ЭТО то в палате, если удавалось остаться вдвоем, то в туалете, то просто в кустах. Даже устраивали соревнование: кто быстрее сумеет кончить… Но тогда, в ту пору, Денис был еще недостаточно взрослым, чтобы увлечься этим всерьез, и потому, вернувшись из лагеря, какое-то время ЭТО не делал вообще - без Кирилла ЭТО казалось неинтересным. Потом стал заниматься ЭТИМ от случая к случаю, не придавая своим занятиям особого значения, - ЭТО было как баловство, безобидное и приятное, и потому все шло нормально. У Дениса даже мысли в ту пору не возникало, что он, делая ЭТО, делает что-то постыдное, нехорошее. Кроме того, в классе, где учился Денис, все ребята делали ЭТО. Как-то зимой, перед каникулами, Ромыч принес в школу журнал, где были женщины и мужчины, и после уроков, закрывшись на ключ в кабинете истории, девять мальчишек из десяти (десятого, Сани, не было в школе, он лежал дома с температурой) сначала просто листали журнал, возбужденно сопя, комментируя, перебрасываясь репликами и шутками, потом… потом кто-то не выдержал - произнес: "Бля, подрочить бы сейчас… да, пацаны?" Вырвалось это непроизвольно, но слово было произнесено - было сказано вслух то, что томило в тот момент каждого, и все понимающе рассмеялись, как-то внезапно, в один миг расслабились. "А что, пацаны? Давайте… - Серега, будто бы в шутку, взялся за пуговицы на брюках, показывая, что готов извлечь оттуда… - Если я, бля, сейчас не спущу, мне плохо будет…" - дурашливо пробормотал он, и сразу же, словно подхваченные этим порывом, мальчишки шумно зашевелились: руки сами потянулись туда, где было вздыблено, напряжено… и через полминуты, поддразнивая друг друга, увлекая один другого примером, девять мальчишек-одноклассников делали ЭТО, с жадностью глядя на причудливые соединения голых мужчин с полуголыми женщинами, - делали все, сообща, увлеченно, при этом Рома, хозяин журнала, ловко орудуя одной рукой, другой перелистывал глянцевые страницы, и только слышно было, как все сопят, окружив искусителя жарко дышащим полукругом; кончили все… правда, случился маленький казус: Артур, у которого член оказался больше всех, стоял позади Дениса, и, когда подошло время кончать, сперма Артура не вытекла, как у всех, а изверглась фонтанчиком, ляпнувшись сзади Денису на брюки, и Денису пришлось потом брюки застирывать, сказав матери, что он сел в клей… Артур через день, улучшив момент, когда рядом никого не было, попросил у Дениса прощение: "Ты, наверно, обиделся, что я тебе брюки запачкал… да? Я же это не специально… так получилось - я не хотел тебе на попу кончать… но если ты хочешь, то можешь тоже… тоже можешь… - Артур, покраснев, запутался в словах, - ты тоже можешь на меня кончить, чтоб тебе не обидно было… можем в классе после уроков… или давай ко мне зайдем, у меня до самого вечера никого дома не будет… хочешь, Денис? Зайдем ко мне… мы будем одни, и ты тоже… ты тоже кончишь на меня, чтоб тебе необидно было…" - Артур говорил, даже уговаривал Дениса, и во взгляде Артура, в глубине его темных красивых глаз, было при этом что-то такое… такое, что заставило Дениса тут же отшутиться: "Да ладно тебе! Я ж не в обиде…" - они стояли вдвоем у окна, никто их слышать не мог, и, тем не менее, Денис почувствовал непонятное беспокойство - он представил длинный, толстый, чуть изогнутый член Артура, кустики черных курчавых волос… и, чтоб поскорее от беспокойства избавиться, стряхнуть с себя наваждение, излишне торопливо и потому неуклюже, неловко толкнул Артура в плечо: "Ничего, Артур, не было. Я не помню. Все. Проехали", - и беспокойство, едва возникнув, тут же исчезло, испарилось… и испарился вскоре неприятный осадок от собственной торопливости…

А вообще делать ЭТО, рассматривая картинки, было в кайф, и Денис в глубине души завидовал Ромке, у которого был журнал, справедливо подозревая, что Ромыч с таким журналом даром время не теряет; сам же Денис потом еще долго, месяца два, вспоминал те журнальные картинки… и каждый раз у него, когда он вспоминал эти картинки, возникало такое сладостное томление, что не было сил терпеть, и каждый раз, не утруждая себя воздержанием, Денис шел в туалет - восставшая плоть просилась в руку, требовала ласки, нежности, успокоения - и там, замирая от удовольствия, слыша, как мать гремит на кухне посудой, он неспешно проделывал ЭТО, воображая женщин… женщин и мужчин… женщин и себя… О, как это было приятно - приспустив штаны и вслед за ними трусы или плавки, стоя над унитазом, в самозабвении двигать рукой… двигать… двигать… двигать рукой… и потом, задохнувшись, приоткрыв рот от наслаждения, смотреть, как извергается из члена липкая, теплая, белая, как парное молоко, сперма… Иногда Денис, стоя над унитазом с приспущенными штанами, воображал себя с Олей - одноклассницей, на уроках сидевшей впереди него; в его фантазиях они оставались наедине… и Денис, с удовольствием делая ЭТО, представлял, как снимает он с Оли белые трусики, как ложится она, расставляя ноги, полусогнутые в коленях, и как он, Денис, тоже голый, ложится на Олечку сверху, проникая торчащим членом в круглую теплую дырочку… - именно так это видел Денис, и видения были настолько желанны и так осязаемы, что занятия ЭТИМ стали вскоре для Дениса ежедневными; настало время, и Денис стал делать ЭТО регулярно, как регулярно чистил он по утрам зубы, и даже в иные дни чаще…

И все б ничего, да вот беда: в середине весны, когда начинают дуть теплые ветры и непонятно откуда берущееся томление одолевает душу, вычитал Денис в старой книжке, что ЭТО - занятие нехорошее, то есть постыдное и для здоровья губительное, даже опасное… прочитал - и началось с того дня для него настоящее мучение… Вдруг оказалось, что прекратить заниматься ЭТИМ он не может - не в его это воле… а как только делал он ЭТО, ему тут же, как назло, вспоминалось прочитанное, и сразу становилось не по себе, - из приятных грез наяву ЭТО вдруг в одночасье стало проблемой, мечом Домокла, готовым обрушиться в любой миг; "упадок сил", "истощение организма" - это и многое другое нависло над Денисом во всей своей страшной неотвратимости, и вскоре вопрос "ДЕЛАТЬ ЭТО ИЛИ НЕ ДЕЛАТЬ?" стал для Дениса сродни гамлетовскому "БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?"; легкость, беспечность, радость и наслаждение - все исчезло, развеялось, испарилось… и осталось одно неубывающее стремление делать ЭТО, делать ЭТО снова и снова - с одной стороны, и такой же неубывающий страх за содеянное - с другой, - для Дениса начались трудные, мучительные дни… Не делать ЭТОГО он не мог… а сделав - не мог не думать о своем слабоволии, о порочности того, чем он занимается, прячась, словно вор, то в туалете, то в ванной… и он, презирая себя за содеянное, клялся, что сделал ЭТО в последний раз… но проходил день, другой, и Денис снова запирался в ванной или шел в туалет, чтобы снова… снова и снова делать ЭТО, делать, делать, делать, стоя со спущенными штанами, изнемогая от удовольствия и вместе с тем за неистребимое, болезненное стремление к этому удовольствию себя презирая, - это был заколдованный круг, из которого не было выхода…

Хотелось узнать, что об этом думают одноклассники, но как это сделать, Денис не представлял. В самом деле, не мог же он просто так спросить у кого-то из пацанов: "А ты дрочишь?", если даже само слово "дрочить" стало для Дениса не произносимым вслух… Иногда ему казалось, что никто из его друзей и знакомых этого не делает, и только он один задержался в своем развитии, не в силах справиться со своим пороком… А однажды, когда Денис подумал про Игоря, стало Денису и вовсе невмоготу: вдруг оказалось, что Игоря, старшего брата, не только заподозрить, но даже вообразить за подобным занятием невозможно. Как ни старался Денис представить Игоря на своем месте - в туалете или в ванной, со спущенными штанами, с зажатым в кулаке членом - ничего не получалось. Игорь, во-первых, уже был студентом - Игорю было восемнадцать лет; во-вторых, Игорь - в отличие от Дениса - занимался спортом, трижды в неделю ходил в спортзал… и еще он дважды в неделю занимался английским, то есть весь был в делах, но самое главное - у Игоря была девушка, и не какая-нибудь шлюшка, которую драли все, кому не лень, а настоящая девушка - красивая, веселая, Денис ее видел несколько раз… словом, вообразить Игоря за занятием ЭТИМ Денис, как ни пытался, не мог - не получалось. И вообще… старшим братом Денис не просто гордился - Игорь был для Дениса непререкаемым авторитетом; это был тот счастливый случай, когда между братьями не было совершенно никакого соперничества, когда старший для младшего был идеалом, божеством, и от одной только мысли, что у тебя есть такой брат, тепло становится на душе, - Игорь для Дениса был эталоном мужественности, и даже сама мысль, что Игорек дрочит точно так же, как он, Денис, казалась Денису кощунственной - этого не могло быть, потому что этого не могло быть в принципе… Вот тогда-то, не сумев представить Игорька занимающимся ЭТИМ, Денис и решил окончательно, что настоящие парни ЭТО не делают, до занятий ЭТИМ не опускаются; ЭТО - удел слабаков и хлюпиков, неспособных сказать "нет" своему порочному стремлению снова и снова заниматься ЭТИМ… о, как стало Денису невмоготу от подобного вывода! Сделав такой вывод, Денис окончательно почувствовал себя никчемным и жалким ничтожеством, неспособным быть хозяином своей собственной судьбы… Больше всего он хотел быть таким, как Игорь - сильным, умным, спокойным, чуть ироничным, самостоятельным, но теперь между этим желанием и реальностью лежала пропасть, - именно так, и никак иначе, Денис осознал вдруг свое неумение справиться с ЭТИМ. И осознав, ужаснулся… Пообещал он тогда, стоя в туалете, что сделает ЭТО в последний раз. В последний, и все, баста… Сделал и даже руки помыл - совершил символическое очищение, чтоб теперь уже никогда - никогда-никогда! - больше не поддаваться соблазну и не унижать себя болезненной страстью. А через день… через день опять накатило такое желание, что рухнули клятвы, как карточный домик, и Денис, как ни старался удержать себя, как ни отвлекал себя разными мыслями, но пересилить в себе стремление к ЭТОМУ не сумел - не смог удержать себя, и все опять вернулось на круги свои: приспустив штаны, Денис долго рассматривал себя в зеркале, потом привычно коснулся напряженно вздыбленного члена, сжал его, обнажая головку, постоял так минуту, закрыв глаза, чувствуя, как сладчайшим зудом начинает покалывать между ног, и… отдаваясь во власть желания, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее заработал рукой, одновременно и наслаждаясь, и опять - опять! - презирая себя за позорное стремление к этому порочному наслаждению… Вот тогда-то Денис окончательно и понял, что стремление к ЭТОМУ у него неистребимо, что сделать он ничего не может и что это, без сомнения, у него болезнь - скрытая, никем не замечаемая, но при этом неизлечимая и постыдная, истощающая нервную систему, уменьшающая половую силу…

Так - в тревоге и в страхе, в изнурительной борьбе с самим собой - прошла, пролетела весна. Внешне все было благополучно, а в душе… в душе Дениса был полный абзац: делать ЭТО хотелось все время, и Денис ЭТО делал ежедневно, а иногда и дважды в день, но теперь удовольствие, получаемое в минуты уединения, было неотделимо от чувства вины, - каждый раз, делая ЭТО, Денис с ужасом сознавал, что ЭТО, как омут, затягивает его все сильней и сильней, превращаясь в страшную тайну, отделяющую его от мира, от Игоря, от друзей…

Между тем, наступило лето. У Игоря началась сессия, и он вместе с Толиком, своим другом, по вечерам готовился к экзаменам. Мать через сутки работала в ночь - вахтером в студенческом общежитии, и, когда была ее смена, Толик у них оставался спать. Объяснялось все это просто: когда-то Толик жил в соседнем подъезде, Игорь с ним дружил с первого класса, девять лет в школе они просидели за одной партой, и когда родители Толика обменяли квартиру и Толик переехал совсем в другой район, дружба между братом и Толиком не прекратилась. И хотя закончили они разные школы, но, поступив в один институт, снова стали учиться вместе. Толик часто бывал у них дома, и мать с Денисом воспринимали Толика как человека близкого и родного. Теперь у них, у Игоря и Толика, была сессия - готовясь к экзаменам, они допоздна засиживались за книжками, и в те дни, а точнее - ночи, когда мать уходила на работу, Толик у них оставался спать. У Дениса и Игоря была своя комната, но когда оставался Толик, Денис стелил себе в той комнате, где спала мать, а на его кровати Игорь стелил постель Толику. Мать ничего не имела против и даже выделила Толику комплект постели - Толик ей нравился, мать довольна была, что Игорь и Толик дружат. Ну, а Денису было без разницы, где спать: летний день огромен, и к вечеру Денис уставал так, что часам к одиннадцати буквально валился с ног - приходил с улицы, с ходу совершал набег на холодильник, а дальше сил хватало только на то, чтобы вымыть ноги да постелить постель, - засыпал Денис всегда мгновенно, и Игорь с матерью не раз шутили, что разбудить его не сможет даже землетрясение.

Но в эту ночь… в эту ночь, когда за городом бесновалась молния, Денис не спал. Он лежал на спине со спущенными плавками и, затаив дыхание, делал ЭТО - под простыней, натянутой до подбородка, Денис бесшумно ласкал, тискал, сжимал горячей ладонью напряженный член, не доводя себя до оргазма… Утром Денис уже делал ЭТО - мать с Игорем были на рынке, и Денис, проснувшись и обнаружив, что он остался в квартире один, не смог удержаться: сначала хотел поиграть с членом просто, без всякого извержения… потом ему стало так хорошо, что он не выдержал - сдернул плавки с себя совсем и, ощущая блаженство свободного, ничем не стесненного тела, некоторое время мял подушку, елозил по ней, судорожно сжимая круглые незагорелые ягодицы, потом, отшвырнув подушку в сторону, снова перевернулся на спину, закрыл глаза и, привычно зажав в кулаке твердый, огнем пылающий член, быстро-быстро задвигал левой рукой… кончил Денис в носовой платок, предусмотрительно положенный рядом, и потом, когда торопливо стирал платок в ванной, уничтожая следы содеянного, опять клял себя за то, что поддался соблазну, проявил слабоволие, и опять было муторно, тягостно на душе… А вскоре с рынка вернулись мать и Игорь, и Денис, мучаясь оттого, что они даже понятия не имеют о его болезненном влечении, тут же мысленно поклялся, пообещал себе, что с этого дня, и даже с этого момента, он начинает борьбу с пороком не на жизнь, а на смерть. Клялся он в этом неоднократно, но теперь это была окончательная клятва, а чтоб таковой ее сделать, Денис поклялся в этом Игорю - точнее, мысленно трижды проговорил "С ЭТОГО ДНЯ Я БОЛЬШЕ ДРОЧИТЬ НИКОГДА НЕ БУДУ", пристально глядя при этом старшему брату в глаза. "Ты чего? Заболел? - Игорь даже понятия не имел, какой важный ритуал совершается. - Мам, - позвал он, - иди глянь… Денька у нас с ума сошел - заколдовать меня хочет!" В ответ Денис даже не улыбнулся. Теперь это была настоящая клятва! И вообще… после завтрака Денис мысленно наметил пункты личного самоусовершенствования: во-первых, с сегодняшнего дня он прекращает заниматься ЭТИМ - это был самый главный пункт, во-вторых, начинает заниматься спортом, в-третьих, начинает самостоятельно каждый день учить по десять английских слов, в-четвертых… пункты рождались один за другим, и по мере того, как пункты выстраивались в стройный ряд, образуя целую программу всестороннего развития, настроение у Дениса делалось все лучше и лучше…

И вот… душная ночь обнимала город, рядом, в соседней комнате, Игорь готовился к очередному экзамену, там же был Толик, тоже, как и Игорь, спортсмен, и оба они, Игорь и Толик, были настоящими парнями, а он, Денис… Господи, ну почему?!

Денис, ритмично вгоняя член в кулак, мысленно видел, как, обхватив Юльку за бедра, он до упора натягивает ее, насаживает на… в комнате, где Денис делал ЭТО, было душно, тихо, темно; образ Юльки, расставившей ноги, пеленал волю, не отпускал… Что Юлька трахается со всеми, ни для кого из мальчишек во дворе секретом не было, и они, собираясь в беседке по вечерам, время от времени с удовольствием обсуждали Юлькины прелести… И вот сегодня… сегодня они, пацаны, чуть не стали свидетелями того, как именно эту самую Юльку трахают… Как обычно, они сидели в беседке, и, как всегда, о чем-то трепались, когда неожиданно появился Гоша и, задыхаясь - то ли от бега, то ли от собственного возбуждения - сообщил, что за детской площадкой, в кустах сирени, какой-то пацан - курсант училища связи, что располагалось неподалеку - трахает Юльку, поставив ее, толстозадую, раком, и если кто хочет все это увидеть, то надо спешить, пока они там еще дрючатся, - он, Гоша, покажет, где… Увидеть все это возжелали все. Ну, еще бы! Увидеть самим, своими глазами… в одно мгновение перед мысленным взором Дениса мелькнули картинки, что видел когда-то он в журнале у Ромыча, и Денис тут же почувствовал, как стремительно наливается горячей твердостью в джинсах член… И хотя, галопом примчавшись, они не успели - случка закончилась без них, и в кустах, к которым привел их Гоша, не было никого - тем не менее тут же был обнаружен мокрый, липкой спермой наполненный презерватив - верный признак того, что Гоша не выдумал, не наврал; презерватив, использованный по назначению, висел на ветке, матово отсвечивая в свете далекого фонаря, и было отчетливо видно, что он наполнен… он был наполнен чужим наслаждением, чужим оргазмом, чужим - настоящим - сексом… Кто-то разочарованно вздохнул. И тогда Гоша, словно чувствуя, что не оправдал надежд приятелей, решил тут же показать, как это было: десятилетнего Женьку, не давая тому опомниться, Гоша резким рывком привлек к себе, крутанул его - повернул к себе задом, согнул, ловко сломал его пополам и, вцепившись в Женькины бедра, плотно прилип, прижался пахом к Женькиным ягодицам… "Вот так… вот так…" - Гоша, дергая задом, стал ритмично качать опешившего Женьку, имитируя половой акт. "Пидоры… пацаны, смотрите: пидоры!" - хихикнул кто-то. Женька, согнутый раком, рванулся чуть ли не с ужасом под возбужденный смех остальных… Какое-то время обсуждали: если курсант трахал Юльку сзади, то куда именно он ее трахал. "В жопу, куда же еще…" - сказал Артур. Тот самый Артур, который когда-то обтрухал в классе Денису брюки. "А может, пизда у нее возле жопы…" - выдвинул кто-то предположение. "Ну, тогда, может быть, и в пизду… только в жопу ведь трахают тоже, и в жопу не хуже…" - Артур усмехнулся…

Потом еще долго разговаривали - сидели в беседке, курили… Смеялись над Женькой: "Слышь, Жека… как тебя Гоша, а? Чуть не воткнул…" - "Чуть не проткнул!" - "Точно! Не было б нас, и Гоша бы Жеку в попец натянул… да, Жека? Не было б нас, ты бы не стал вырываться?" Женька в ответ огрызался: "Я вам не пидор! Пошли вы на хуй!" "Точно не пидор?" - уточнял Артур, и все возбужденно смеялись, и больше и громче всех смеялся своему вопросу сам Артур…

И вот - уже ночь была, а Денис не спал… снова и снова перед глазами всплывали картины воображаемого: Юлька, расставив ноги, стоит со спущенными трусами, и, обхватив ее бедра руками, он, Денис, ритмично качает ее, насаживая на член… очень хотелось кончить, и Денис, наверное, уже кончил бы, но… во-первых, его удерживала клятва, которую он мысленно дал утром Игорю… а во-вторых, Игорь и Толик тоже не спали - из смежной комнаты слышался их приглушенный смех, и Денис, лежа под простыней - бесшумно делая ЭТО - не знал, на что же ему решиться… Делать ЭТО опять до конца означало новый крах его твердой надежды на избавление от порока - а ведь еще утром… еще утром все было и просто, и понятно: личный план всестороннего самоусовершенствования, где первым пунктом было - С ЭТОГО ДНЯ НИКОГДА НЕ ДРОЧИТЬ… и хотя клятвопреступником он, Денис, еще не стал - еще не кончил, и в нем еще теплилась слабая надежда, что слово свое он все-таки сдержит, но… не делать ЭТОГО до конца, то есть, оставив член в покое, подложить ладошки под щечку и уснуть, тоже не получалось - яркие, соблазнительные картины разворачивались перед мысленным взором, и Денис, лежа в темноте с приспущенными под простыней плавками, мял, тискал, дрочил член, балансируя на грани оргазма…

"А и правда… куда он ей всовывал?.. В жопу?.. Артур не раз говорил, что в жопу лучше - дырочка туже и от этого кайфа больше… когда в жопу… можно подумать, будто он пробовал… в жопу… иди сюда… о-о-о…" - Денис живо представил, как он всовывает, вгоняет свой член в круглую, плотно сжатую дырочку Юлькиного зада, и рука его вновь непроизвольно задвигалась… нет, не так… в обостренном воображении член входил туго… с трудом… впритирочку, - Денис, сдавив член в кулаке, стал медленно двигать бедрами: о!.. о!.. о-о-о-о-о… - дырка Юлькиного зада была похожа на маленькую букву "о", и это "о" эластично, податливо растягивалось, плотно обжимая проникающий в нее член… Поглощенный буйством не на шутку разыгравшейся фантазии, Денис сам не заметил, как рука вышла из-под контроля и заплясала, задвигалась в бешеном темпе, и в бешеном темпе заколыхалась вслед за рукой смутно белеющая простыня… еще! еще! - он рывками насаживал, натягивал раскрытые полусферы Юлькиных ягодиц на свой колом стоящий член… еще!.. еще!.. - вгоняя твердый, как лом, горячий член в кулак, Денис едва не всхлипывал от удовольствия: о-о-о… о-о-о… иди сюда!..

Осекся он вдруг - в тот момент, когда с ужасом обнаружил, что пружины дивана под ним скрипят, издают характерный, вполне слышимый звук, - Денис с ужасом замер, застыл, скованный вмиг подступившим страхом: господи… он же в квартире не один! Рядом, за стенкой, Игорь и Толик… как же он мог об этом забыть?! Как мог увлечься, потерять бдительность?! А если… а что, если Игорь и Толик… если они - услышали… если услышали этот скрип?!! Сердце Дениса сжалось при мысли, что его тайна… его порок, возможно, уже обнаружены… и сейчас… сейчас появится у постели брат, и с ним появится Толик, и они спросят его, чем он здесь занимается, что он делает под простыней, натянутой до подбородка… они включат в комнате свет… сдернут с него простыню… и он, Денис, застигнутый ими врасплох, станет предметом недоумения… потом - жалости… а потом… потом он, Денис, станет объектом брезгливых, насмешливых взглядов этих нормальных, здоровых, атлетически сложенных парней, один из которых - его старший брат… При мысли о брате Денис зажмурился… нет, только не это! Как он посмотрит Игорю в глаза?.. Нет! Нет!! Нет!!! Быть ничтожеством, неполноценным в глазах Игоря - это конец… Все, что угодно, только не это - не презрение со стороны Игоря, не его насмешливо осуждающий, уничтожающий взгляд… весь страх, что наслаивался в сознании Дениса, все изнурительное самоедство, все презрение к самому себе - словом, все, что не один месяц копилось в его душе, вдруг сфокусировалось в предельно ясную и до жути простую мысль: "Если это случится… если Игорь узнает, я жить не буду", - эта мысль явилась как данность, не требующая ни аргументов "за", ни аргументов "против", и Денис, неожиданно подумав так, не ужаснулся, ничуть не испугался этой внезапно пришедшей мысли,- она, эта мысль, возникла так органично и естественно в ответ на представившееся ему презрение брата, что Денис понял: это уже не слова - это выход… просто выход из тупика, в котором он, Денис, оказался…

Всякие звуки, между тем, за стеной смолкли…

И наступила зловещая тишина…

"Все… это конец…" - подумал Денис. И точно: за стенкой послышался тихий, еле различимый голос Толика, потом наступило молчание, потом Толик снова что-то сказал, и тут же Денис обострившимся слухом уловил чьи-то крадущиеся шаги… Толик?.. Игорь?.. А не все ли равно… они услышали скрип пружин и, конечно, все поняли и обо всем догадались - и теперь хотят, наивные, застигнуть его врасплох… Игорь… да, Игорек, я знаю: настоящие парни ЭТО не делают, ЭТО - удел слабаков и хлюпиков, - как-то отстраненно, словно не о самом себе, подумал Денис, внутренне сжавшись… сейчас… сейчас они включат свет, и все обнаружится… Игорь станет его презирать… а он так хотел походить на брата… так мечтал быть таким, как брат…

Денис лежал на спине, боясь шевельнуться. Только теперь до него дошло, что плавки под простыней у него приспущены, и если Игорь сейчас включит свет… если он сдернет с него простынь…

Сколько времени нужно, чтоб в двухкомнатной квартире из одной комнаты попасть в другую?.. Вечность?.. Миг?.. Дверь на балкон была открыта, и Денис вдруг услышал глухой отдаленный раскат грома - гроза, бесновавшаяся за городом, кажется, приближалась, - Игорь бесшумно вошел в комнату и, подойдя к Денису вплотную, наклонился над ним так низко, что Денис ощутил на своей щеке его теплое дыхание… Инстинкт самосохранения подсказал Денису не просто притвориться спящим, а буквально перевоплотиться в спящего - и взору Игоря предстало само воплощение сна: ровное, еле слышное сопение, чуть приоткрытый рот, полная отключенность от внешнего мира, - это был для Дениса единственный выход… Какое-то время Игорь стоял, чутко вслушиваясь в дыхание брата, всматриваясь в его лицо, - Денис ощущал, чувствовал это почти физически, - потом легонько дунул Денису в лицо, и Денис, как и положено спящему, непроизвольно дернул носом, зашевелился, не открывая глаз… Игорь выпрямился, на секунду замер, и… Денис услышал такие же тихие, осторожные, но - удаляющиеся шаги, - Игорь отходил… отходил от Дениса в полном убеждении, что Денис спит!..

Это была победа! Денис не смог удержаться, чтоб не взглянуть брату вслед, - чуть приоткрыв один глаз, он увидел Игоря в тот момент, когда Игорь, покидая комнату, повернулся к нему боком, и в полосе света, падающего из прихожей, на какой-то миг мелькнул силуэт стройного, как у античной фигуры, тела, и только плавки… Игорь был в плавках, и плавки его, узенькие, плотно обтягивающие, впереди бугрились, неестественно сильно выпирали, нарушая плавную линию классической формы… Но это мелькнуло лишь на миг: Игорь, шагнув, вышел из комнаты, и Денис, открывая второй глаз, бесшумно перевел дух: пронесло… это было даже не мыслью, а ощущением свалившегося с плеч неподъемного груза, и, расслабляясь, Денис вдруг почувствовал, как бьется, колотится у него сердце…

Все… Спать! Спать! Выждать еще минуту-другую, потом натянуть осторожно плавки и - спать… больше Денис не хотел ничего.

За стеной послышались вновь голоса, но совсем тихие, больше похожие на приглушенный шепот, - Денис обострившимся слухом уловил лишь слово "спит", - потом голоса неожиданно смолкли, и наступила вновь тишина…

Снова донесся раскат грома… И вслед за раскатом, еще глухим, но уже отчетливо различимым, Денис услышал, как за стеной - в комнате, где были Игорь и Толик - заскрипели, сжимаясь, пружины кровати, но не так, как они скрипят, когда на кровать садишься или ложишься, а заскрипели хаотично, беспорядочно, будто там, за стеной, на кровати начали… что? возню?.. борьбу?.. Или это ему мерещится? Денис напряг и без того обостренный слух: нет, не мерещится… Налетевший порыв ветра коснулся верхушек деревьев, и листья, поникшие под тяжестью ночи, затрепетали, ожили, зашелестели - кажется, гроза стремительно приближалась, гром становился все слышнее, все ближе, и душная ночь вот-вот готова была взорваться… Не шевелясь, обостренным слухом Денис ловил невнятный шепот, тихие, едва различимые вздохи, а главное - вкрадчивый, совершенно необъяснимый скрип пружин, - он вслушивался, не понимая, что бы все это могло означать, потом неожиданно все умолкло… и тут же послышался то ли стон, то ли сдавленный грудной выдох. Денис отчетливо уловил слово "больно", Игорь что-то забормотал - Денис не сомневался, что это голос Игоря, хотя слов разобрать было совершенно невозможно, - и тут же пружины кровати опять заскрипели, но уже по-другому - не беспорядочно и хаотично, как было до этого, а размеренно и ритмично… почти так же, как скрипели они под Денисом, когда он делал ЭТО…

Гром громыхнул где-то рядом… Движимый целой гаммой чувств - любопытством, непониманием, что там, за стеной, происходит, какой-то странной, необъяснимой тревогой, даже страхом - Денис натянул бесшумно плавки, замер, прислушиваясь, но звуки были все те же самые, Денису почти знакомые: вжик… вжик… - так всегда скрипела кровать под ним, под Денисом, когда он, Денис, делал ЭТО, - и Денис, соскользнув бесшумно с дивана, выпрямился, секунду-другую постоял, собираясь с духом… и - осторожно, на цыпочках, затаив дыхание, стараясь ступать совершенно бесшумно, двинулся к комнате, где Игорь и Толик… где Игорь и Толик - что?..

Вжик… вжик… - скрипели пружины… что там делается, в соседней комнате?! Гром громыхнул совсем близко, и Денис, невольно вздрогнув, на секунду замер… Сомнений не было: скрипели пружины его кровати, той, на которой должен был спать Толик, и этот размеренный скрип - Денис уже в этом не сомневался - был ему, Денису, знаком: точно так же не раз скрипела кровать под ним самим, когда, оставаясь один в квартире, он делал ЭТО… Но Толик?! Может ли Толик делать ЭТО?.. Бред… и потом, они же еще не спят… вжик… вжик… вжик… - скрипели пружины… Денис бесшумно двинулся дальше, с каждым шагом чувствуя, что сердце его бьется сильней и сильней… Вдруг мелькнула неясная, смутная догадка… но, мелькнув, она тут же исчезла, не додуманная до конца… А может, там Юлька? - подумал Денис. Может быть, они привели ее, когда его не было дома, или, может быть, впустили ее бесшумно, и теперь там, на его кровати, они трахают ее, - Денису казалось, что сердце выскочит из груди - так билось оно, стучало, когда, сдерживая дыхание, он остановился у двух плотно задернутых штор - за ними горела настольная лампа, и оттуда, из комнаты, теперь уже внятно, вполне отчетливо раздавался размеренный ритмичный скрип кроватных пружин… и еще - прерывистое, неровное, на всхлипы похожее чье-то дыхание, - оставалось лишь отодвинуть штору в сторону, и…

Денис стоял, боясь это сделать…

- О-о-о… простонал вдруг Игорь.

- Что?

- Ничего… кайф…

Денис почувствовал, как пересохло во рту… Наконец, совсем перестав дышать, он осторожно коснулся края шторы и, чуть шевельнув пальцем, отвел край к сторону…

Что ожидал он увидеть за шторой? Потаскушку из девятнадцатой - толстозадую Юльку?..

Поперек кровати, на спине, подняв ноги высоко вверх, лежал совершенно голый Игорь - и, упираясь коленями в край постели, голый Толик, нависая над Игорем сверху, размеренными, плавными толчками наезжал на брата, двигая бедрами, сжимая-разжимая ягодицы, - в такт ритмичным движениям Толика кровать скрипела, тело Игоря от толчков синхронно дергалось, рот у брата был приоткрыт, и даже дышал Игорь, казалось, в такт толчкам - тихими всхлипывающими рывками… На столе, под настольной лампой, лежал тюбик из-под крема, на полу, на паласе, сиротливо лежали скомканные плавки, темно-голубые - Игоря, и черные, с алой полоской - Толика…

Вжик… вжик… - скрипели пружины…

Денис стоял, затаив дыхание… То, о чем он до этого только слышал, что представлял невнятно и смутно, теперь совершалось на его глазах: Игоря, старшего брата, Толик, закадычный друг, трахал в зад… в жопу… да, именно: Толик, нависая над Игорем, ебал Игоря в жопу, и он, Денис, стоя за ширмой, в узкую щелочку впервые смотрел, как это делается… Мыслей не было никаких… Денис никогда не думал, что это так просто: вжик… вжик… глядя на двух обнаженных парней, одним из которых был его старший брат, на их уже взрослые и вместе с тем еще юные - содрогающиеся - тела, Денис стоял, затаив дыхание, боясь шевельнуться; вид траха - необычного, никогда и нигде, ни на каких картинках им, Денисом, еще не виданного - казалось, магнитом притягивал его взгляд, - Денис смотрел, затаив дыхание, и не было сил отвести глаза… Мысли путались… Вдруг мелькнуло: Гоша, изображая курсанта, наезжает пахом на Женькин задик, и штаны впереди у Гоши бугрятся… значит, и Гоша тоже?.. - но мысль эта, не додуманная до конца, тут же исчезла, сменившись другой: Игорь, его старший брат - кто?.. гомик?..

Гром грохотал уже вовсю - разряды следовали непрерывно, и за гардиной, то и дело парусом надувавшейся от порывов ветра, врывавшегося в раскрытое окно, ночь озарялась грозовыми всполохами… Мыслей не было… то есть мысли были, но они путались, ускользали, и Денис не пытался их удержать… То и дело всплывали в сознании слова, которые приходилось Денису слышать: "гомик", "педик", "пидарас", но слова эти к брату никак не клеились, не прилипали, они осыпались шелухой, казались искусственными, ненастоящими, обозначающими совсем другое, - слова, привычно, походя употребляемые как ругательства, никак не увязывались с тем, что видел Денис; да, именно: слова, обозначающие это, употреблялись пацанами во дворе с подчеркнуто насмешливой и даже презрительной интонацией, между тем как два юных тела, соединенных сейчас в соитии, странным образом притягивали взгляд, не вызывая ни страха, ни отвращения… даже наоборот: то, что видел Денис на своей постели, невольно завораживало - было в этом страстном слиянии, в единении двух обнаженных юношеских тел что-то такое, что не поддавалось привычным суждениям и расхожим взглядам, - глядя, как Толик размеренно ебет в жопу Игоря, Денис почувствовал, как у него самого в плавках вновь выпрямляется, твердеет, наливается горячей упругостью член…

Неожиданно Толик, выставив зад, склонился над Игорем… и Денис увидел, как губы Толика коснулись губ брата, Толик вобрал их, всосал в себя, и Игорь, лежа под Толиком с прижатыми к плечам коленями, отчего ступни его ног торчали почти вертикально вверх, вытянул руки, придерживая Толика за ягодицы…

Гром… еще… еще… - целый каскад громовых разрядов разорвал ночь… Денису вспомнилось, как однажды… да, в Анапе, в летнем лагере, он резко влетел в палату, и два пацана - их имена Денис не помнил, они забылись, стерлись в памяти - резко отпрянули друг от друга, и шорты у обоих были впереди вздыблены… Что они делали? Целовались? Лапали, тискали друг друга?..

Толик, оторвавшись от губ Игоря, снова задвигал задом… Денис сам не заметил, как рука его, непроизвольно скользнувшая вниз, оказалась в плавках - возбужденный член привычно вошел в свернутую трубочкой ладонь, и, чувствуя сладкий озноб между ног, Денис невольно сжал член в кулаке, и это сжатие тут же отозвалось сладостной, ноющей болью в паху, - Денис, по-прежнему глядя на брата и Толика, инстинктивно, непроизвольно задвигал рукой; вернее было б сказать, рука у Дениса задвигалась сама - помимо воли… Движения Толика, между тем, стали мощнее и хаотичнее, - Толик, явно сбиваясь с размеренного ритма, дугой выгибая вспотевшую спину, уже не плавно наезжал на Игоря, вжимаясь передом Игорю в зад, а делал короткие, резкие толчки, и с каждым разом эти толчки становились все яростнее и неистовее… словно рыба, вытащенная на берег, широко открытым ртом Толик втягивал в себя, заглатывал судорожно воздух и тут же шумно, с сопением выдыхал его через нос, кровать уже не скрипела, а содрогалась, Игорь тихо стонал, обхватив ладонями свои ноги, широко разведенные в разные стороны, кусал губы, дергался… - стоя за ширмой, глядя, как Игоря, старшего брата, Толик, его друг, натягивает в очко, судорожными толчками ебет его в жопу, Денис с упоением делал ЭТО… и это был кайф! Рука, полусогнутая в локте, двигалась так же неистово, как неистово двигалось тело Толика, и, вгоняя в кулак раскаленный ствол, Денис впервые за последние месяцы не думал… совершенно не думал о том, что ЭТО - занятие нехорошее…

Вжик… вжик… - скрипели пружины: Толик ебал Игоря…

ЭТО - занятие нехорошо? ЭТИМ - заниматься стыдно? Ха! Подобная мысль, последние месяцы отравлявшая Денису жизнь, на этот раз совершенно не омрачала удовольствие… Гром грохотал все сильней, все яростней, и Денис, терзая ладонью вздыбленный член, с каждым движением ощущал, как небывалое наслаждение огненной лавой растекается в теле; еще! еще! - глядя, как Толик трахает Игоря, Денис делал ЭТО самозабвенно, с упоением, изо всех сил приближая оргазм…

Неожиданно Толик замер, вдавившись в Игоря, и тут же, нависая над ним, стремительно выгнулся, сжав ягодицы, - Игорь, глядя на Толика снизу вверх, еще сильнее развел, раздвинул руками ноги, и в тот же миг Толик, словно ввинчиваясь в тело брата, волнообразно задвигал задом…

- Кончаешь?

- Да… - выдохнул Толик одними губами. - Чувствуешь?

- Да…

Там, в глубине тела Игоря, бушевала лава…

Денис, отшатнувшись от шторы, застыл… Кончил… конец… Толик выебал Игоря… выебал, и они… они сейчас встанут… Вдруг растерявшись, забыв про ЭТО, Денис опять превратился в слух, не зная, что ему делать и как быть. Кровать, на какой-то миг умолкнувшая, вновь заскрипела, но заскрипела, как в самом начале, хаотично и неслаженно, - Денис торопливо выпустил из пальцев край шторы и, высоко поднимая ноги, бесшумно скользнул в другую комнату - замер, едва не упав, у самого дивана, у своей постели, одновременно ловя обострившимся слухом каждый неясный звук за стеной; сердце его колотилось, стучало; ноги дрожали от напряжения… Нужно было лечь, затаиться, опять прикинуться крепко спящим - вдруг Игорь снова решит проверить, спит или нет его младший брат… Лечь, лечь - стучала мысль, но Денис, с трудом сдерживая дыхание, стоял, не прикасаясь к постели, - он лихорадочно соображал, как ему лечь так, чтоб не выдать себя ни звуком, ни скрипом… - интуитивно Денис понимал, что то, что он увидел, он видеть был не должен…

За стеной послышался смех, потом голоса - бу-бу-бу, слов разобрать было невозможно, и вновь заскрипели пружины кровати.

Денис стоял, боясь шевельнуться. Какое-то чувство… а может, не до конца реализованное собственное возбуждение подсказывало ему, что там, за стеной, еще не все закончено, и он почувствовал, как его член, на какой-то миг утративший упругость, вновь открытой головкой упирается в плавки, - собственно, в тот момент Денис ни о чем не думал, он лишь чувствовал, что ему хочется снова смотреть на брата и Толика, снова видеть то, что они делали, и, видя, снова делать… делать ЭТО…

Пружины кровати вновь заскрипели… и скрип этот был теперь сильнее страха быть обнаруженным - чувство, доселе неведомое, неодолимо влекло Дениса к шторе, за которой Игорь и Толик… "Игорь, мой старший брат…" - но думать… додумывать было некогда, сердце выстукивало одно-единственное желание: вновь подкрасться, чтоб снова в и д е т ь…

Через минуту Денис был у шторы; чуть отодвинув в сторону край, он снова смотрел, затаив дыхание, и снова все было, как на ладони: Толик стоял поперек кровати - на четвереньках, уронив лицо в ладони, его оттопыренный зад был поднят, заостренные ягодицы раздвинуты, распахнуты - и, цепко держа Толика за бедра, Игорь, любимый, обожаемый старший брат, мощно, размеренно двигал задом - закусив нижнюю губу, Игорь к а ч а л стоящего р а к о м Толика, то вынимая, то вновь вгоняя между ягодицами невидимый Денису член; они легко поменялись ролями, и теперь Игорь ебал Толика, насаживая, натягивая его голое тело на свой член…

Денис сам не заметил, как, оттянув резинку плавок и вытащив член наружу, стал торопливо, бесшумно делать ЭТО опять…

Никогда еще… ни разу делать ЭТО не было так приятно, как в эту ночь. Сжимая горячий ствол в кулаке, Денис смотрел на брата и Толика, скользил взглядом по их соединенным в сладострастии телам, и рука Дениса, казалось, двигалась сама по себе, - стоя за шторой, Денис бесшумно дрочил вздыбленный член, ритмично вгоняя его в потный, несильно сжатый кулак, и снова билось, бешено колотилось сердце… Возбуждение нарастало - сладкая ломота ощущалась в промежности: спереди - в яйцах, и сзади - в самом центре плотно сжатой мальчишеской дырочки… - сердце стучало, рвалось из груди, Денис бесшумно заглатывал воздух и так же бесшумно его выдыхал… болела, ныла в плече и в локте рука… дрожали ноги…

Игорь, казалось, уже не дышал, а, содрогаясь, коротко всхлипывал; оба они - и Толик, и Игорь - немного сместились, и теперь Денис отчетливо видел, как член Игоря, толстый, зеркально лоснящийся от крема, на миг выходя из тела Толика, тут же вновь устремлялся внутрь, весь исчезал между ягодицами, и опять выходил, и опять исчезал… - член без усилий, словно поршень, скользил в Толиковой д ы р к е, Толик стонал, кусая пальцы, рука Дениса двигалась уже не ритмично, а рывками, член, стиснутый в кулаке, полыхал огнем… ничего более приятного в жизни Дениса еще не было никогда!

Да, это был кайф!.. Неожиданно Игорь замер, словно споткнувшись, на какой-то миг застыл, тяжело дыша, пальцы его вдавились Толику в поясницу… и в то же мгновение Денис почувствовал, как, стремительно нарастая, приближается миг последнего, самого сладкого содрогания… еще мгновение, и… словно огненный шар взорвался в набухшей промежности, и из члена Дениса фонтаном брызнула сперма, - на мгновение сделалось больно между ног… бли-и-и-н, так хорошо еще не было никогда - Денис закусил губу и, не дыша, чувствуя, как дрожит все тело, замер, истекая горячей липкой к о н ч и н о й…

- Кончил? - донесся шепот Толика. Игорь, не вынимая член, но и не делая никаких движений, тяжело дышал, истекая спермой Толику в зад; кончили братья одновременно…

- Все… класс! - выдохнул Игорь.

Денис, бесшумно ступая, метнулся к своей постели - не повалился сверху, а, присев, боком скользнул на диван, на ходу заправляя член в плавки, и ни одна пружина не скрипнула под его легким, приятно опустошенным телом…

Потом Денис лежал в темноте и, глядя перед собой в смутно белеющий потолок, пытался осмыслить то, чему стал невольным свидетелем… Мысли все так же путались… Он слышал, как в ванне шумела вода: сначала Толик, потом Игорь плескались под душем… Ясно было одно: Игорь, старший брат, к а й ф у е т в ж о п у - трахается, ебется с Толиком, но назвать брата "пидаром" или "пидарасом" - теми словами, что произносились во дворе, язык все равно не поворачивался, - то, чему стал Денис свидетелем, что увидел он своими глазами, было и загадочней, и притягательней, чем представление об этом, сложившееся благодаря произносимым как ругательства словам и словами этими выражаемое. Денису было тринадцать, почти четырнадцать, а это возраст, когда в сознании правда и вымысел сосуществуют одновременно, и разобраться, где истина и где ложь, порой бывает не так-то просто, - снова и снова Денис прокручивал перед мысленным взором только что виденное воочию…

Потом шум воды прекратился, и Толик и Игорь прошли мимо Дениса на балкон, - Денис, предусмотрительно закрыв глаза, задышал при их появлении глубоко и ровно… Толик выкурил сигарету и дал затянуться Игорю. Вообще-то брат не курил и только иногда, как он сам говорил, позволял себе побаловаться… Разве от этого умирают?

А разве от ЭТОГО умирают?.. А от того, что делали Игорь и Толик?..

Денис в темноте улыбнулся. ЭТО - кайф! И та книжка, в которой написано, что ЭТИМ заниматься стыдно, - дерьмо. Дерьмо, - подумал Денис. И в попу, наверное, кайф, - подумал Денис. Потому что Игорь не стал бы заниматься всякой гадостью. А что пацаны во дворе произносят презрительно слово "пидар", так они, пацаны, ничего об этом не знают. Не знают - и повторяют, как попугаи: "пидар", "пидар"… Может, кто-то и пидар… кто-то еще, а не Игорь, - старший брат не пидар, в этом Денис не сомневался. И Толик не пидар… А умереть можно от чего угодно! Да, именно так: от чего угодно. Можно не курить, не делать ЭТО, не трахаться в зад с пацанами, а потом однажды выйти из подъезда, поскользнуться, треснуться с размаху затылком о бордюр, и, как говорится, "всем привет - счастливо оставаться…" - ну, и в чем смысл?

И Денис вдруг понял: то, чему он стал невольным свидетелем, вдруг расширило, раздвинуло горизонты его представлений о "плохом" и "хорошем", и все его мысли и страхи, которыми жил он в последние месяцы - все те клятвы, которые он давал себе в минуты безысходного одиночества, и изнурительная борьба с самим собой, и раздирающее душу отчаяние от невозможности пересилить желание делать ЭТО, и… и вообще, сама его тайна, "страшная" и "позорная", тщательно им оберегаемая, - все это в один миг вдруг скукожилось, сделалось смешными и глупыми, как будто он, Денис, неожиданно уразумел что-то такое, чего раньше понять никак не мог; "И в попу… в попу, наверное, тоже классно… а может, даже еще и лучше… - думал Денис, глядя перед собой в смутно белеющий потолок. - Артур говорит, что дырочка в попе узкая и обтягивает, обжимает намного приятней… он так всегда говорит… А если… если он знает об этом не с чужих слов? Дырочка туже, и это приятней… правда, над "пидарасами" Артур всегда смеется… а может, он только делает вид, что смеется?" - думал Денис, вспоминая, как когда-то Артур обтрухал ему сзади брюки и потом зазывал его, Дениса, домой, а Денис тогда отказался… может быть, зря отказался? У Артура член вообще большой - почти как у взрослого парня, - когда они в классе дрочили, рассматривая журнал, Денис успел разглядеть у Артура возбужденный член - не специально рассматривал, а просто видел… Никто ничего не знает, и можно только догадываться или строить всякие предположения - вот в чем главный фокус… Разве мог Денис думать, что Игорь и Толиком ебут друг друга? Конечно, нет - еще час назад такое даже не могло прийти в голову… А разве кто-то про него, Дениса, знает, как он делает ЭТО, стоя по вечерам над унитазом со спущенными штанами? Или как он делает ЭТО, стоя под душем, - разве об этом кто-то знает? Тоже никто не знает… Денис лежал в темноте, слушая, как Толик что-то тихо рассказывает брату и как Игорь в ответ счастливо смеется, и ЭТО уже не казалось Денису чудовищным - наоборот, он смутно догадывался, что отныне он, Денис, не будет казнить, изнурять себя страхами и сомнениями, - первые крупные капли дождя забарабанили по листьям деревьев; грома не было слышно - гроза ушла; освежающий ветер, ворвавшись в комнату, принес наконец-то освобождение от изнуряющей духоты…

Денис не слышал, как улеглись Толик и Игорь. Было уже довольно поздно, и Денис крепко спал, под сбившейся простыней раскинув, словно в полете, руки…