Павел Б.
ЛУННЫЙ СВЕТ ПРОЛОЖИЛ ДОРОГУ… (девять стихотворений)
АНГЕЛЫ НОЧИ
кончены танцы… за стареньким клубом в лунном сиянии – два силуэта: мальчик, целующий мальчика в губы, – жадно смотрю я… кончается лето…
вижу я… вижу, как став на колени – юные бёдра в ладонях сжимая – мальчик, сосущий у мальчика членик, вытянул губы, - смотрю, не моргая…
и понимаю я детским умишком, что я свидетель чего-то такого… членик губами ласкает мальчишка… мне всего девять, и знаю я слово,
как называется это… и всё же, это впервые увидев так близко, чувствую я, как неведомой дрожью тело пронзает – и в трусиках писька
твёрдой становится, как карандашик… светит луна… я боюсь шевелиться… низкие звёзды – как будто на страже музыки ночи, – мне это не снится!..
сердце колотится… воздух прохладен… с папой и мамой приехал я к деду… кто эти мальчики?.. я не узнаю – с папой и мамой я утром уеду…
врежется в память третья картинка: брюки приспущены… вздёрнутый задик… мальчик нагнулся – и к двум половинкам мальчик другой прижимается сзади,
в юные бёдра вцепившись руками… и я в кустах шевельнуться не смею, – мальчика мальчик качает толчками, из-под футболочки попой белея…
в детстве случайно увижу всё это, и – никогда я уже не забуду: в лунном сиянии – два силуэта… ангелы ночи за стареньким клубом…
20.08.1995
***
И все, что сказать я не мог и не смел, Кипело во мне… и восток чуть алел, И волны шумели, шумели!.. А. Апухтин
лунный свет проложил дорогу – обозначил Судьбу и Путь…
ненормальный побойся бога, – заклинал я себя, – забудь его глаз васильковых удаль и пшеничных волос вихор… обещал я себе: не буду о нем думать, все это вздор!
было сладко и было странно ощущать мне свою любовь: то казалась она обманом, то душа возносилась вновь – высоко-высоко парила в необъятной голубизне, и так странно и сладко было в то далекое лето мне…
но что знал я тогда об этом? мне четырнадцать было лет. все дразнили мне поэтом, и когда нам гасили свет в мальчиковой нашей палате, я подолгу не мог уснуть – лишь пружины моей кровати чуть поскрипывали… забудь, – повторял я себе, – не надо обольщаться и зря мечтать… но какая была отрада снова думать, и снова ждать, и надеяться, как на чудо, что изменит все новый день… говорил я себе: не буду… и ходил за ним словно тень.
сочинял я стихи. фломастер грыз, как Пушкин, и был влюблен безнадежно, но был я счастлив, и все грезил, как мы вдвоем затеряемся с ним на пляже… он обнимет меня… не верь пересудам, – он тихо скажет, – мы откроем с тобою дверь и по лунной пойдем дороге в неизведанную страну, где живут веселые боги, – и его я не оттолкну… так я грезил. шумело море. мы на пляже пили вино. он учился в спортивной школе. о, как это было давно! ………………………… оттолкнул я его… настала нам пора возвращаться, и в нем желание вдруг взыграло. он зажал меня: «на, соси!» – расстегнул торопливо брюки, сжал в ладонях затылок мой… «убери, – прошептал я, – руки!»
рокотал в темноте прибой…
как мне стало тогда обидно! рассмеялся я: «ты! питух! ненормальный! тебе не стыдно говорить про такое вслух?!» он растерянно улыбнулся: «я подумал…» «а я не скот! – стиснув зубы, я отвернулся. – сам бери, если хочешь, в рот! и откуда ты только взялся?!» понимая, что жгу мосты, я в лицо ему рассмеялся: «вот, оказывается, кто ты!»
было лето. шумело море. он был старше меня на год. потемнело в глазах от боли… ах, какой я был идиот! как мечтал я об этом, боже! как надеялся! как я ждал! мой единственный, мой хороший, – весь поток ему вслед шептал… но ушел я – не оглянулся. отомстил ему… отомстил за ночные свои безумства, и за то, что его любил, и за то, что исчезло чудо, – отомстил я ему сполна… получилось, конечно, глупо. но в ту ночь я испил до дна горечь первой своей утраты: не ему, а себе я мстил за влюбленность свою в закаты, и за то, что боготворил удаль глаз его васильковых и пшеничных волос вихор…
так закончилось бестолково мое детство… но до сих пор ту любовь свою вспоминаю и хотя говорю «забудь», ничего я не забываю, ибо это Судьба и Путь
ВОСПОМИНАНИЕ О ЯЛТЕ
1.
убегали волны соленые в даль лазурную моря синего мы лежали на бреге сонные шар земной ощущая спинами лето зноем дышало в лица нам и песок обжигал тела а нам грезилось что мы птицами в небе плаваем и плыла на мальчишеских наших спинах опрокинутая планета и планеты летели мимо миражами дышало лето мы лежали солнцем распятые руки-ноги раскинув врозь наши плавки беспечно снятые в стороне лежали и сквозь несмолкаемый шепот моря жизнь иная грезилась нам и казалось нас только двое во Вселенной морским волнам сквозь видения мы внимали ни Судьбы своей ни Пути мы в то лето еще не знали мы считали что мы одни на всем белом свете такие и мне снились цветные сны в те июльские в те шальные дни начала моей весны
2.
О нет, то не сон был! В дали голубой Две белые чайки неслись над водой… А. Апухтин
Море. Ялта. Мне десять лет, и теплом все вокруг согрето, и утрат еще в жизни нет, – беззаботностью дышит лето.
Дикий пляж. Ни души кругом. Мы друзья, и мы всюду вместе. Три недели я с ним знаком… три недели… ну, чем не вечность?
Мы на пляже… и то ли спим, то ли мы дурака валяем – то ли мы на песке лежим, то ли в небо мы воспаряем…
Не могу я никак понять, отчего же все так прекрасно, что готов я его обнять… но он старше – ему двенадцать…
3.
кроме снов ничего у нас не было зато были дни хороши в необъятное синее небо улетали две наши души и о чем-то мы говорили и смеялись мы с ним взахлеб и парили мы и парили днями целыми напролет шар земной ощущая пятками полусферами ягодиц осязая его лопатками и затылками мы неслись в неизведанные Галактики мирозданьям подставив грудь он из Вологды был я с Балтики никогда уже не вернуть той наивности того лета того счастья и тех юнцов вроде так же вода прогрета вроде так же со всех концов набегают волны соленые и опять убегают вдаль то же самое море Черное точно так же цветет миндаль вроде то же все да не то же ввысь уже не летит душа
За плечами такое… Боже, как наивность была хороша!
ОДА УДУ
любить мальчишке хочется в пятнадцать лет:
в театре одиночества погашен свет, и – одеяло в сторону, и плавки – прочь, –
оргазмы подростковые из ночи в ночь…
весеннее томление… горячий бред…
в театре вожделения антрактов нет
4.04.98
ГОМОФИЛ И ГОМОФОБЫ
В последний високосный год тысячелетия второго он лишь попробовал… и вот с тех пор прослыл за голубого.
Клеймит «отступника» молва: свернул с проторенной дороги! Но – век уходит, и слова провинциальны и убоги.
Времён минувших ярлыки в забытом богом городишке неголубые мужики на парня вешают. Мальчишки
вслед улюлюкают: «Питух!» Шлифуя тему языками, и н ы е обсуждают вслух так увлечённо, будто сами,
как он, попробовать хотят… О нём, естественно, глаголют! Но – с таким жаром говорят, как будто что-то их неволит…
«Он пидор! Педик! Голубой!» – который день одно и то же непитухи между собой твердят, вербально мужеложа.
В себя всмотритесь, мудаки! Век уходящий на прощанье поразвязал вам языки – наружу лезет подсознанье,
но давит вас менталитет, и оттого слова убоги… «Питух он! Пидор!» А вы нет? Трагикомедия эпохи:
непитухи мусолят миг его оргазма – признак верный, что он лишь повод для иных поговорить о сокровенном…
(1996)
Я И ВЫ
Я педераст? Да, педераст. Но не маньяк и не насильник. Так отчего же это в а с так возбуждает и так сильно волнует? Слышу за спиной который день одно и то же: «Он пидарас! Он голубой!» НеГолубые! Вас тревожит о р и е н т а ц и я м о я? Польщен вниманием. Спасибо. Но вот что странно: это я, как выражаетесь вы, пидор, – я голубой… а между тем, вы говорите так пристрастно, что возникает мысль: зачем всё это вам – непедерастам? Вопросик простенький такой задать себе не догадались? «Он голубой!» – Я голубой. А вы чего повозбуждались? НеГолубые… День при дне не устаёте вы мусолить, что, право… может, о себе – не обо мне – подумать стоит? Я – это я, и с ч а с т л и в я, и – н и о ч е м я не жалею. Не беспокойтесь за меня. Не утруждайтесь. Честь имею.
(1997)
***
Вчера прочитал, что есть, три теории, почему мальчики любят мальчиков, – вот они:
1. биологическая, 2. психоаналитическая, 3. социального научения (последнее – извращение, как написано в книжке толстой).
Три теории. Всё так просто. И, может, правы ученые. Но мне от теорий не легче.
Мысли мои потаённые… Сегодня опять весь вечер я думаю о мальчишке, в которого я влюблен…
и что мне все эти книжки! Мне снится, что мы вдвоем, и остров необитаем, и вечное лето длится…
что о любви он знает, ангел мой смуглолицый?
КАЧЕЛИ
вверх! – любовь моя чиста, словно снежные вершины… вниз – в сортире отсосал у кого-то мужчины…
вверх! – смотрю со стороны, слово вымолвить не смея… вниз – в подвале пацаны меня снова отымели…
вверх взлетаю – и опять вниз я падаю отвесно: то веду себя, как блядь… то вздыхаю, как невеста…
то пишу сонеты я о любви неразделённой… то – в загуле, и меня ставят раком вожделенно…
где я есть на самом деле? разобраться недосуг… жизнь похожа на качели, и они меня несут:
вниз срываюсь я – и снова устремляюсь тут же ввысь, сопрягая с горним словом разухабистую жизнь
СОН
Каменистый берег моря. Одиночество. Платон. Неуёмный шум прибоя навевает сладкий сон… Шелестят страницы книги, будто шелестят у ног пролетающие миги на скрещении эпох…
Факсы-баксы-магазины, президенты-и-бомжи, небоскрёбы-лимузины, террористы – миражи!
В полусне ли, в полуяви плавно двигаю рукой – под палящими лучами я играю сам с собой: широко раскинув ноги, ощущаю мир в руке… древнегреческие боги поцелуй воздушный мне посылают… или это проплывают облака? – из какой эпохи лето щедро дарит мне рука?
Чую: берег каменистый, купол неба голубой… воин, юный и плечистый, нависает надо мной – его жаркое дыханье обжигает мою грудь… узких бёдер колыханье…
Объяснил бы кто-нибудь: я один?.. или нас двое?.. Может… в самом деле я в измерение иное сгинул разом – и меня… ё-моё!.. на диком бреге в жаркий полдень юный грек окунает в море неги…
Господи, который век?..
Небоскрёбы, кадилаки, казино… неужто мне знойный полдень на Итаке лишь пригрезился во сне?
…Раздвигаю ноги шире, погружаю палец вглубь…
и, пока читает в «Пире» ветер ласковый – про суть, я под вечный шум прибоя окунаюсь снова в сон…
Море… Небо голубое… Одиночество… Платон…
16.06.96 Джанхот
|