Павел Б.
КАПЛИ НЕКТАРА
В ГРАНЕНОМ СТАКАНЕ
(тринадцать стихотворений)
***
спят
солдаты. казарма. май…
тихий шепот в углу: «давай!»
скрип кровати. невнятный
стон…
время –
за полночь, – крепок сон
у уставших за день солдат,
и –
под их молодецкий храп,
одеялом в углу накрывшись,
дед салаге в затылок дышит –
ПАРЕНЬ ПАРНЯ ЕБЕТ,
СОПЯ…
койки сдвинуты – рядом я,
в полуметре всего от них,
затаившись, лежу, –
прикрыв
одеялом лицо до глаз,
я смотрю на чужой экстаз…
бьется сердце в груди моей…
а сопение
все сильней –
дед салагу ебет в очко,
задом двигая… и – торчком
хуй стоит у меня в трусах, –
в полуметре,
за взмахом взмах
одеяло вздымая задом,
парень трахает парня…
ладно,
мне-то что? лично я не гей.
а сопение
все сильней –
дед салаге в затылок дышит,
и мне кажется, будто пышет
от них жаром…
лежу, боясь
шевельнуться, – чужая страсть
полыхает огнем в груди…
я не гей…
я не пидор… и
никогда не ебался т а к…
впрочем…
я вообще никак
не ебался еще, хотя
пацанам говорю, что я
до того, как пойти на службу,
перетрахал всех пэтэушниц
в своей группе… а кто
не врет?..
сладострастно в углу ебет
парень парня – салагу дед,
и в свои восемнадцать лет
в полуметре всего от них
я лежу –
на глазах моих
парень трахает парня в зад!
два солдата… я сам солдат…
бьется сердце мое…
я ждал:
притворяясь, что сплю,
не спал…
и – дождался!
кровать скрипит…
в полуметре мой хуй стоит, –
за неделю четвертый раз
наблюдаю чужой экстаз:
парень парня…
казарма…
ночь…
я бы тоже сейчас не прочь,
как они… наважденье…
май…
дед кончает…
встает… «давай», –
шепчет он типа «будь здоров»
и – уходит…
без лишних слов,
насладившись, уходит спать…
под соседом скрипит кровать:
повернувшись ко мне спиной,
как ни в чем не бывало мой
засыпает сосед…
очко
в полуметре всего – торчком
залупившийся мой долбак
на соседа стоит…
но как
мне признаться, что я хочу?!
я не пидор… не гей…
дрочу,
замирая от кайфа… май…
если скажет он мне «давай» –
что скажу я ему в ответ?..
хуй вгоняю в кулак – и нет
на вопрос у меня ответа:
я хочу – и боюсь, что это
ненормально…
не надо…
я…
или, может, боюсь я зря?
может быть, я себя
не знаю?
конвульсивно очко сжимаю,
содрогаясь бесшумно –
рот
широко открываю, чтоб
ненароком себя не выдать,
и –
кончая в трусы, как пидор
я смотрю на соседа сзади, –
парень спит, повернувшись
задом…
я не пидор… не пидор я! –
говорю я себе…
хотя…
раз попробовать… я б
не прочь…
спят солдаты…
казарма…
ночь…
спит сосед мой, лежащий
рядом…
раз
попробовать… нет…
не надо…
раз попробовать…
только…
раз…
не спуская
с соседа глаз,
засыпаю – и снится мне,
что очко у меня в огне:
снится мне, что сосед меня
сладострастно ебет, сопя…
(1995)
ПОСТ №10
на боку – на ремне – подсумок.
автомат на плече висит…
под шинель себе руку сунув,
на тропинке солдат стоит.
караул гарнизонный. роща.
тишина. предрассветный час.
на исходе весны и ночи
отслуживший полгода Стас,
расстегнув под шинелью брюки
и достав из трусов долбак,
занимается… типа втулки
Стас сжимает ладонь в кулак…
где-то дом и братишка Дима…
его входик… такой тугой…
напряженно сутуля спину –
выгибая её дугой –
под шинелью сведя колени,
конвульсивно сжимая зад,
задыхаясь от наслажденья,
сладострастно сопит солдат…
тишина… за спиной у Стаса
одиноко звезда горит…
где-то Дима, пацан вихрастый,
обнимая подушку, спит… –
часовой вспоминает брата,
доармейскую жизнь свою…
и – руке помогая задом,
извергает дугой струю…
сапогом растирает сперму…
возвращает прибор в штаны.
не последний он и не первый:
мастурбируют пацаны,
коротая в нарядах ночи…
отслуживший полгода Стас
на посту номер десять кончил.
тишина. предрассветный час…
МЧАЛСЯ ПОЕЗД
ПО РОССИИ…
Мчался поезд по России –
вёз солдат на полигон…
…Лето. Парни молодые.
Раздобыли самогон
на каком-то полустанке –
сразу стало веселей!..
И помчалась дальше пьянка,
только слышалось: «Налей!»
Наливали – и по-русски,
опрокидывая в рот,
пили парни без закуски…
молодой ещё народ!
Молодой и бесшабашный –
пацаны, а не народ:
ничего-то им не страшно,
никаких у них забот, –
машинист дорогу знает,
старшина через вагон
лейтенанту наливает
тот же самый самогон, –
AVE ЮНОСТЬ! Поезд мчится.
Ветер утренний упруг…
И уже родные лица…
И салага деду друг –
на плечо салаге руку
дед любовно положил…
говорит ему: «А ну-ка…
ну-ка, Ваня, расскажи,
сколько девок на гражданке
перепробовать успел…» –
Разговор во время пьянки
(кто-кого-и-как-имел)
для солдата самый первый,
самый важный разговор…
и, хотя порой без меры
в разговорах этих вздор
рядом с вымыслом и ложью
без особого труда
то и дело слышать можно,
парни слушают всегда
с неподдельным интересом,
и зазорного в том нет –
невозможно жить без секса
в восемнадцать-двадцать лет.
«…я её сначала стоя…
потом раком…» – «А она?»
СЕКС! Понятие святое
для любого пацана.
Завораживают фразы…
«Сжала хуй она очком…»
Откровенные рассказы,
от которых хуй торчком
поднимается в казарме
у салаг и у дедов…
Говорят о бабах парни,
не жалея крепких слов,
и – чем мизернее опыт,
тем подробней и полней
повествуют они… чтобы
не возникло у друзей
подозрений всяких-разных,
что ты пидор или лох…
и иной парнишка страстно
сочиняет, как он смог
две! четыре! девять «палок»
за один поставить раз!..
Кто-то скажет: «Это мало»,
и – уже другой рассказ
начинается: «Однажды
не слезал я с бабы ночь…»,
и все слушают, и каждый
обсудить это не прочь…
Ибо что ты за мужчина,
если девственник ещё?..
Поезд мчится… И картина –
Саня Ваню за плечо,
словно брата, обнимает –
не смущает никого, –
Саня – дедушка, и парни
(а их трое) на него
смотрят с видимым почтеньем, –
им, салагам, невдомёк,
что для Сани – наслажденье
тискать Ваню… паренёк,
этот Ваня, миловидный…
даже очень!.. Ване лет
восемнадцать с половиной,
и его – салагу – дед
опекает, словно брата…
Ветер утренний упруг…
Хорошо сидят солдаты
под колёсный перестук…
Саня. Ваня. Женя. Дима.
Толик. – Пятеро бойцов…
Пролетают рощи мимо –
поезд мчится на восток.
Гимнастёрки поснимали,
вокруг ящика сидят –
самогонку попивают
да о бабах говорят…
Часто дедушки – садисты:
прессингуют молодых
так, что впору удавиться.
Саня – дед не из таких:
с молодыми без причины
не бывает Саня строг, –
настоящий он мужчина,
а не пидор и не лох…
Уточняет: «Откровенно
расскажи, Ванюша, нам…
Обработал ты, наверно,
не один десяток дам?»
И пока смеялись парни
над изыском речевым,
Саня щедро в кружку Ване
самогончику подлил –
чем пьянее Ваня будет,
тем расскажет он полней…
Путь далёк… а Саня любит
наблюдать, как у парней
от рассказов откровенных
начинается в штанах
шевеление… «Наверно,
у тебя был классный трах?
Сколько девок было?» – Саня
уточняет свой вопрос.
Самогонку выпил Ваня…
к носу корочку поднёс –
сделал вдох и сделал выдох.
Улыбнулся: «Хорошо…»
Ай да Ваня! Сразу видно,
что уже не лопушок…
Поезд мчится. Утро. Лето.
Под колёсами – страна…
Вместе с Саней ждут ответа
три салаги-пацана, –
всем послушать интересно,
и порочного в том нет –
невозможно жить без секса,
если ты не импотент!..
Только Ваня… то ли глупый…
то ли – просто молодой, –
растянув в улыбке губы,
отвечает: «Ни одной…»
Губы бантиком у Вани…
и глаза – как васильки!
«Ни-од-ной?!» – в глазах у Сани
промелькнули огоньки…
словно две шальные пули,
никого не зацепив,
огоньки в глазах мелькнули
и – погасли в тот же миг.
Саня – дед. Своё оттопал.
Сане осенью домой…
Слышал всякое… но чтобы
говорили «ни одной» –
чтобы в этом признавались,
не припомнит он того!..
Ваня первый… ай да Ваня!
Ни одной… А отчего?
Парни рты пораскрывали…
Саня к Ване ближе сел:
«Что так? Или не давали?
Или… сам ты не хотел?»
И в последней этой фразе
вдруг послышался намёк:
не парней ли пидарасил
этот милый паренёк?..
Или… сам давал, быть может?
И – приятели его…
На лицо такой пригожий…
и фигурка ничего…
на щеках румянец нежный…
не солдат, а херувим!..
Делать выводы поспешно
не годится для мужчин, –
Саня думает… и всё же
мысль возникшая свербит:
может быть такое? Может.
Почему не может быть?..
Дело, собственно, не в этом,
трахал баб ты или нет…
Не по правилам ответил
симпатичный этот шкет!
У него была возможность
о таком порассказать…
Ври! проверить невозможно.
Почему не стал он врать?
Непонятно… Поезд мчится.
Ветер утренний упруг…
На безусых юных лицах
замешательство: а вдруг?..
И невольное томленье
зарождается в груди…
нет, ещё не вожделенье, –
вожделенье впереди!..
А пока… пока по-братски
на плече лежит рука:
«Ване с бабами ебаться
не пришлось ещё пока…» –
Саня словно размышляет
под весёлый стук колёс,
и… в ответ кивает Ваня,
улыбаясь: «Не пришлось…»
«Вань! А Дуню Кулакову
часто трахал… или как?»
«Дуню трахать по приколу
лет в четырнадцать, чудак», –
вместо Вани отвечает
Женьке Дима… Хохоток…
Мимо рощи пролетают –
поезд мчится на восток…
«Да? А вспомни: в карантине
по ночам дрочил Вадим, –
отвечает Женя Диме. –
И не только он один…
Как-то простыни сдавали
перед баней с Лехой мы,
и когда мы их считали…
вы прикиньте, пацаны…
пятна высохшей кончины
были сплошь на простынях!»
«Онанисты – не мужчины!»
«Ну! А разве спорю я?!»
Пацаны уже хмельные…
А у Ванечки глаза
голубые-голубые…
Ни одной… зачем сказал?
По наивности?.. А может,
подаёт тем самым знак?
Губы бантиком. Пригожий.
Раскрутить его… а как?
И досадно Сане очень,
что они здесь не вдвоём…
Не вдвоём они… а впрочем,
самогон ещё нальём!..
Дед по кружкам разливает
воду огненную… «Х-ха!» –
парни дружно выдыхают…
и, поморщившись слегка,
опрокидывают кружки
лихо, запросто… до дна
выпивают парни дружно!..
Под колёсами – страна…
Ave юность! Поезд мчится
на далёкий полигон…
«Не мужчины онанисты!»
«Ну, а я тебе о чём…
я же, бля, спросил у Вани!»
Что-то слишком горячо
говорят об этом парни…
Саня Ванино плечо
гладит – медленно и нежно
по плечу скользит рукой…
Делать выводы поспешно
не годится… но какой
этот Ваня симпатяга!..
Нежно гладит по плечу
дед смазливого салагу:
«Всё же я узнать хочу…
Не давали бабы… или…» –
по спине скользит рука…
Саня скрыто гомофилит,
обнимая паренька…
Все бахвалятся… а этот
миловидный лопушок…
ай да Ваня! Утро. Лето.
Поезд мчится на восток.
И, на Ваню сбоку глядя,
Саня нежно… неспеша…
по спине салагу гладит,
предвкушением дыша…
Ай да Ваня? – Ай да Саня!
Любит Саня… пацанов!
И готов он вставить Ване
свою шишку между ног
хоть сейчас! Такое дело.
Саня – тайный педераст.
Саня имидж себе сделал
женолюбца (сколько раз
перед сном неугомонно
он о бабах говорил!),
а в душе… в душе он гомо-
сексуал и гомофил!..
Так бывает, и нередко:
Казанова и плейбой
на словах… а на поверку –
под словесной шелухой –
от других в глубокой тайне
интерес совсем иной:
парень думает о парне…
Вот и Саня… он рукой
Ваню вроде бы по-братски
гладит запросто… а сам
хочет с Ваней поебаться, –
вот такой вот он пацан,
этот Саня симпатичный!
Жизнь двойная у него:
на уме – одни мальчишки,
а в речах – ни одного,
и одни лишь только бабы,
бабы, бабы на словах:
сколько он их перелапал,
перетрахал сколько… ах!
О своих победах мнимых
так взахлёб повествовал
и словесные картины
так искусно рисовал,
что в казарме все решили:
Саня – бабник ещё тот…
многоопытный мужчина,
целки рвущий без хлопот!
А он пидор… и рассказы,
как он девочек имел,
доводя их до экстаза, –
отвлекающий маневр,
и не более: умело
себе имидж сделал он…
А тут, бля, такое дело…
да ещё, бля, самогон
бабка выгнала на совесть –
не первач хотя, но всё ж…
пробирает! Мчится поезд…
а мальчишечка хорош!
Ваня-Ванечка-Ванюша –
миловидный лопушок…
отвечает простодушно…
Мчится поезд на восток…
По России поезд мчится.
Ветер утренний упруг…
Хочет Саня – и боится…
он чего боится? Вдруг
возомнят себя салаги
мужиками на все сто…
обоснованные страхи:
Саня – дед, но всё равно
это дело, бля, такое,
что нельзя предугадать…
салажата… но их трое,
если… Ваню не считать,
да и Ванечка… неясно,
как себя он поведёт…
нет, форсировать опасно,
коль не знаешь наперёд,
кто есть кто… а то нарваться
можно, бля, на дураков:
растрезвонят да смеяться
потом станут – и готов
новый имидж… а он Сане,
новый имидж, ни к чему, –
парни думают в казарме,
что он бабник, и ему
это, в принципе, удобно:
предрассудков море, бля…
а он бабник – и свободно
Ваню лапает! Хотя…
разве это полноценный
кайф для парня? Суррогат!
Вот такая вот проблема…
Саня смотрит на ребят:
Ваня, Дима, Толя, Женя…
между ног уже гудит!
Но, скрывая вожделенье
сладострастное, сидит
репутации заложник
под весёлый стук колёс…
Мужеложец? Мужеложник?
Лингвистический вопрос.
А на деле: сделать надо,
чтоб не поняли юнцы,
что для дедушки услада –
пососать у них концы…
а потом – поставить раком…
окунуться с головой
в наслаждение!.. Однако –
вместо этого – рукой
Саня Ваню гладит нежно
вроде в шутку по спине,
и скользит рука неспешно, –
мчится поезд по стране…
пролетают мимо рощи…
пьют солдаты самогон…
Были б двое – было б проще!
А их четверо… да он –
мужеложник? мужеложец?
Несущественный вопрос,
когда хочется под кожу
вставить парню и взасос
целовать неутомимо
алый бантик сочных губ…
Вот такая вот картина:
Саня – «бабник»-гомолюб…
«Ну, так… – Саня повторяет,
глядя в Ванины глаза, –
тебе бабы не давали?
Или…» – вновь не досказав,
оборвал себя он снова…
может, кто-то из салаг
скажет первым это слово?
Что у них там в головах?..
Ух! гудит уже промежность –
хуй у дедушки стоит…
Ваня смотрит безмятежно.
Улыбаясь, говорит:
«Просто, парни, не просил я».
«Не просил? А почему? –
встрепенулся тут же Дима. –
Вань, я что-то не пойму…
Не просил у баб до службы…
Может, Вань… ты пидарас?»
«Ха-ха-ха!» – заржали дружно
Женя с Толей. «Целый час
мы про баб его пытали…
а ты, Ваня… может быть,
их не любишь?» – углубляя
тему секса, говорит
Женя, и – за Женей сразу,
тему двигая вперёд:
«Баб не любят пидарасы!» –
голос Толя подаёт…
ПИДОР! Вылетело слово,
и оно – не воробей, –
после вывода такого
или в морду сразу бей,
или… если правда это,
приспускай с себя штаны!
Саня замер – ждёт ответа…
Ждут ответа пацаны…
Вроде – шутка, а на деле…
а на деле – не поймёшь…
Парни явно захмелели…
да и Ванечка хорош –
смотрит весело, беспечно…
что теперь ответит он,
миловидный этот птенчик?
Поезд мчит на полигон…
Слово сказано. И Саня –
«Казанова» и «плейбой» –
смотрит искоса на Ваню:
неужели он такой,
этот Ваня?.. неужели
это правда?! Вот те на…
Смотрит Саня с удивленьем
на салагу-пацана
так, как будто бы не верит,
что такое может быть…
За открытой настежь дверью
телеграфные столбы
пролетают, словно вешки…
«Пацанов ебал, пацан?»
Ай да Толя! Пересмешник?
Или… хочет? Или пьян?
«Это как?» – смеётся Ваня.
«Жопой!» – Толя говорит,
и опять смеются парни,
а в глазах уже горит
вожделение… и Дима,
отсмеявшись: «Отвечай!» –
говорит нетерпеливо…
и – как будто невзначай,
машинально – Саня сзади,
теребя ремень брючной,
через брюки жопу гладит
у салаги… над рекой
по мосту вагон промчался,
и не видят пацаны,
как засовывает пальцы
Саня в Ванины штаны, –
тот сидит, не возражая…
Ай да Ваня!.. Что теперь?
Дед, салагу продолжая
нежно лапать, под ремень
руку всовывает дальше,
нетерпением горя…
машинально – не иначе! –
пальцем кожу теребя,
на салагу дед не смотрит, –
пол-ладони под ремнём…
А что Ваня? Ваня вроде
и не чувствует ладонь!
Рядом Дима, Толя, Женя.
Поезд мчит на полигон.
Утро. Лето. Вожделенье.
Ave юность!.. «Самогон
наливайте!.. Я за дружбу
предлагаю выпить вам, –
поднимая свою кружку,
дед салагам-пацанам
говорит, слова чеканя. –
Чтоб всё было заебись!»
Поднимают вслед за Саней
парни кружки… Ave жизнь!
Пусть порой она лукавит…
выпивают разом все.
Саня дальше: «Я не знаю,
пидарас ли Ваня… Мне, –
Саня врёт, – не доводилось
пацанов ебать в очко…
пацанов не приходилось,
а вот девочек рачком
я ебал, и не однажды, –
не краснея, на ходу
сочиняет Саня. – Даже
ставил раком не одну…»
«Ну, и как? – в штанах у Толи
хуй, как каменный, стоит. –
В жопу трахаться прикольно?»
«Классно! – Саня говорит. –
Но то бабы были… бабы,
а не парни! Вот в чём суть», –
уточняет Саня, дабы
не подумал кто-нибудь,
что он пидор – что желает
с пацаном покайфовать…
Пусть салаги предлагают
Ваню в жопу попихать…
а он как бы согласится,
типа: раз – не пидарас…
Саня хочет!.. Но боится
бедный Саня каждый раз,
что подумать кто-то может,
что он любит пацанов, –
в мыслях Саня мужеложит,
а на деле – не готов
к пересудам… и, скрывая
свою тайну, он хитрит:
о парнях в душе мечтая,
лишь о бабах говорит…
Не бунтарь и не герой он,
и – у времени в плену –
сам себе придумал роль он
Казановы – к пацану
прижимаясь как бы в шутку,
ниже пояса рукой
Саня Ваню гладит будто
машинально, – он «плейбой»,
и теперь… не разрушая
имидж, сделать надо так,
чтобы парни не узнали,
кто на деле он… а как
это сделать?.. Утро. Лето.
На далёкий полигон
поезд мчится… надо это
сделать так, чтобы потом
салабоны не шептались,
что он пидор, за спиной…
и друзья чтоб не смеялись,
говоря, что голубой…
Губы бантиком у Вани…
не брыкается – сидит…
Саня в мыслях уже вставил
Ване в жопу… говорит:
«Я не знаю… если Ваня
в самом деле пидарас…»
«Тогда пусть… – перебивает
Саню Женя, – в жопу даст!»
Ай да Женька! Молодчина!
И, не зная сам того,
помогает Сане Дима:
«Поебёмся… а чего?
Если Ваня нам подставит…»
«Почему не трахнуть, бля?
Ведь никто же, не узнает…» –
говорит Толян, сопя.
Парни явно захмелели…
парни – все! – возбуждены.
«А чего… на самом деле,
Сань, давай с него штаны
сдёрнем, и… всего по разу!»
«Не ломайся, Ваня! Мы
никому потом не скажем…»
Распалились пацаны…
и, друг друга дополняя,
вроде в шутку говорят…
салабоны… Саня знает
эти шутки: у ребят
залупившиеся шишки
поднимают брюки вверх…
захмелевшие мальчишки…
перетрахал бы он всех!
Испытующе на Ваню
Саня смотрит – типа «как?
может, правда ему вставить?» –
типа думает… рука –
тоже типа машинально –
сзади медленно скользит
под ремнём… кайфует Саня!
А что Ваня? Он сидит –
типа «лапай, мне не жалко,
не убудет от меня», –
хуй у Сани, словно палка…
У парней глаза горят…
«Саня! Он не возражает…
Ты ж не против, Ваня?» «Нет», –
Ваня кротко отвечает…
ОХ-ХУИТЕЛЬНЫЙ ОТВЕТ!!!
Без каких-либо ужимок –
типа «я не пидарас!» –
«нет» сказал невозмутимо:
нет, не против… значит, даст?!
На мгновенье Саня замер:
неужели п е т у ш о к
симпатичный этот Ваня?
Вот те, бля, и лопушок…
Парни разом протрезвели.
«Ни хуя себе… ты нам…
в жопу дашь?» – не сразу верит
Женя собственным ушам,
и не сразу верит Дима:
«Ты… очко… подставишь сам?!»
«А чего… – невозмутимо
отвечает Ваня, – дам».
Переводит взгляд на Женю,
Смотрит Толику в глаза…
и – ни капельки смущенья!
Ай да Ваня!.. Облизал
Толя губы возбуждённо –
хуй в штанах давно стоит,
словно кол… Непринуждённо
хмыкнув, Ваня говорит:
«Вы ж хотите… или, может,
это всё пустой базар?»
Ай да Ванечка! Пригожий…
васильковые глаза…
«Но хочу сказать я сразу:
я, как Саня… – Ваня врёт, –
с пацанами, бля, ни разу…
никогда… ни в зад, ни в рот
не ебался…» «Целка, что ли?» –
Женя Диме подмигнул.
«Целячок!» – хихикнул Толя.
Рассмеялся Ваня: «Ну…
типа целки, если сзади
посмотреть на пацана…»
«Ничего! Сейчас засадим
в твою попочку сполна! –
обещает Ване Дима. –
У меня уже стоит…»
«Мужики! Без вазелина
в жопу… – Толя говорит, –
насухую не полезет…»
«Бля, Толян… да ты знаток, –
рассмеялся Саня, – если
знаешь в деле этом толк!»
«Я? Откуда? Я не знаю!» –
Толя вдруг заегозил…
«Врёшь, поди!» – со смехом Саня
Толе пальцем погрозил.
Толя тут же: «Я не знаю!
Я так слышал! Говорят…»
«Да? – и Саня, наблюдая,
как у Толика горят
щеки, вспыхнувшие разом,
улыбается: – Ну-ну…
Все мы здесь… не пидарасы, –
Саня Толю подъебнул…
успокоил! – Если даже
попихаемся разок…»
«Пацаны, а если смажем
маслом сливочным? Чуток
в котелке осталось масла…
масло сливочное… как?» –
потирает сладострастно
через брюки свой долбак
Дима. «Классная идея!
Ну, Ванёк… снимай штаны!» –
предлагает Ване Женя.
«А кто первый, пацаны?»
Замешательство… Кто первый?
Было б это тет-а-тет…
Улыбнулся Толя нервно:
«Может, Саня?» Саня – дед,
и по праву должен шишку
вставить первым… но ведь он,
Саня, бабник… и парнишку
в жопу трахать – не в облом
ему будет?.. Поезд мчится.
Ветер утренний упруг…
На безусых юных лицах
нетерпение… «Подруг
у меня немало было…
что об этом говорить!
Трахал спереди и с тыла
на гражданке… Может быть…
для сравнения… разочек
трахнуть в жопу пацана?»
Ай да Саня! Маскировщик…
тянет медленно слова –
типа… думает-решает,
трахать Ваню или нет…
а внутри всё полыхает
от желания!.. Но дед
не торопится – он типа
сомневается: ебать?..
«Сань, давай!» – торопит Дима.
«Ваня будет вам давать!» –
дед салагу поправляет.
«Ну, естественно, что он!
Что я, Сань, не понимаю?
Первый ты, а мы потом…»
Ваня слушает с улыбкой
под вагонный стук колёс,
как упрашивают пылко
парни Саню… и без слёз
невозможно это видеть, –
да, не знает… а рукой
шарит сзади, словно пидер…
бабник, бля – не голубой!..
Раскусил салага деда:
бабник… «бабник» еще тот!
Догорает сигарета…
и, растягивая рот
в нерешительной улыбке,
Саня смотрит на салаг –
удивляясь типа: прытки
вы, ребята… – и в глазах
нерешительность у Сани:
трахать Ваню или нет?
Ай да дедушка! Не знает –
«сомневается»… Ответ,
возбудившись не на шутку,
ждут салаги от него, –
Саня роль играет, будто
никогда и никого
не попихивал он в попку,
не давал как будто сам…
Пыль в глаза пускает ловко…
вот такой вот он пацан!
«Вы хотите, чтоб я тоже…
в папу-маму поиграл?
Вместо бабы… бля, а может,
нехуёво это?.. – Встал
Саня с ящика. – А ну-ка…
иди, Ванечка, сюда! –
протянул он Ване руку. –
Дайте масло! Никогда
с пацанами не ебался…» –
по привычке Саня врёт.
Продолжая улыбаться,
Ваня с ящика встаёт…
Боже правый! до чего же
этот Ванечка хорош…
стройный… ладный и пригожий…
улыбается… «Ну, что ж… –
Саня сдерживает нежность –
не годится деду быть
суетливым… и – неспешно
дед салагам говорит: –
Посидите пока, парни…
подождите… мы сейчас… –
И, подталкивая Ваню
в дальний угол – на матрас,
добавляет, усмехаясь: –
Только пробу я сниму…
Как ты, Ваня?» Улыбаясь,
тот в ответ: «Мне самому
интересно…» Ай да Ваня!
Интересно ему, бля…
«Хорошо…» – смеётся Саня,
через брюки теребя
хуй, напрягшийся до боли…
а на ящиках сидят,
наблюдая, ещё трое –
тоже… тоже теребят
через брюки свои шишки!
Вроде, бля, уже бойцы…
или, бля, ещё мальчишки?
Теребя свои концы,
наблюдают… Саня задом
к себе Ваню повернул…
О, сладчайшая услада –
вставить в жопу пацану!
Если б были они двое…
разве так бы начал он?
Смотрят Женя, Дима, Толя…
Снова речка… Рубикон?
По мосту вагон промчался,
громыхая… «Что он, бля, –
шепчет Толя, – растерялся…
Пацаны, за Саней я…»
«В жопу хуй тебе – бормочет
Дима. – Я буду за ним…»
«Помолчите!» – Женя хочет…
хочет тоже быть вторым!..
Хочет Толя. Хочет Женя.
Хочет Дима… А в углу,
предвкушая наслажденье,
под колёсный перестук
через брюки, стоя сзади –
предвкушением дыша –
Саня зад упругий гладит, –
ах, как попа хороша!!!
Громыхая, поезд мчится
на далёкий полигон…
На безусых юных лицах
нетерпение… и он,
расстегнув штаны на Ване,
их рывком спускает вниз!
Попа! Попка! Попенгаген!
Шепчет Саня: «Наклонись…»
Попа белая, как мрамор…
кожа нежная… ох, бля!
Наклонившись, Ваня замер,
ноги шире разведя…
Смотрит Саня… он бы впился
в этот зад губами… ох!
Саня, кажется, влюбился
в салабона… между ног
облизал бы я парнишку… –
Саня думает, сопя, –
отсосал бы ему шишку…
норку вылизал бы я…
если б здесь мы были двое…
салабоны сзади… Мнёт
через брюки хуй свой Толя.
Дима ждёт. И Женя ждёт…
Саня брюки свои тоже
расстегнул – и вниз они
соскользнули… «Осторожно, –
Ваня шепчет, – не порви…»
«Не порву… – и Саня пальцем,
сунув руку в котелок,
зачерпнул побольше масла. –
Наклонись ещё чуток…»
Ваня ниже наклонился –
половинки разошлись…
Утро. Лето. Поезд мчится…
хуй тугой, задратый ввысь,
Саня смазал… потом Ване
маслом сливочным очко
тоже смазал… и – направил…
в отдалении – молчком –
сидят Женя, Дима, Толя…
Саня плавно надавил –
Ваня, дёрнувшись от боли,
застонал негромко… и
хуй вошел, разжав тугое
плотно сжатое очко!..
Парни… Дело молодое…
Кто осудит их?.. Ничком,
чуть постанывая, Ваня
опустился на матрас –
и, вжимаясь в него сзади,
хуй по яйца – о, экстаз! –
Саня медленно засунул…
Утро. Лето. Поезд мчит,
громыхая… Ave юность!
Может быть? Не может быть?
Содрогаясь, парень парня
в жопу трахает, сопя…
Лопушок. Салага. Ваня.
Наслаждение… «Ох, бля! –
Возбуждённо шепчет Толя. –
Я за Саней… пацаны,
я за Саней!» – и невольно
трёт он хуй через штаны,
предвкушая наслажденье…
Три салаги – полукруг, –
ожидание… сопенье…
Оглянулся Саня вдруг…
Женя, Толя, Дима… торсы
обнаженные… а что?
План возник молниеносно.
Женя, Дима, Толя… кто?
Из дыры, как из духовки,
Саня вытащил долбак…
красно-бурая головка,
словно слива… «Саня, как?» –
приподнялся Толя тут же. –
Заебись?» «Нормально, бля!
С пацаном ничуть не хуже,
чем с бабцами!» «Теперь я!» –
отодвинув резко ящик –
обгоняя пацанов! –
доставая хуй торчащий
из расстёгнутых штанов,
Толя мигом рядом с Ваней
оказался… А что тот?
Ничего. Очко подставив,
преспокойно Ваня ждёт…
Подскочили Женя с Димой,
стали рядом, – вчетвером
парни Ваню окружили…
Поезд мчит на полигон…
Брюки спущены у Сани –
напряженный хуй стоит…
«Ну, вы что? Давайте, парни,
раздевайтесь!» – говорит
дед салагам. В самом деле!
Послетали брюки вниз…
Голый Дима. Голый Женя.
Голый Толя… Заебись!
Парни классные… что надо!
Попы голые… пиздец!
Брюки сняты, и преграды
никакой уже… Конец
Толя смазывает маслом…
предвкушением дыша,
Саня смотрит сладострастно…
ах, как попа хороша!..
Попа. Попка… Интересно:
Толя – целка или нет?
Распинался, что он честный:
не ебался, – смотрит дед
на салагу – у салаги
очень даже ничего…
аккуратный попенгаген!..
Парень голый… и его
уговаривать не нужно –
сам спустил с себя штаны!
Кто поверит, что до службы
не ебался… Пацаны –
голый Дима, голый Женя –
обнаженные бойцы,
с превеликим наслажденьем
теребя свои концы,
наблюдают… Толя к Ване
подошел вплотную… «Бля…» –
вскрикнул Ваня – Толя вставил
и – задёргался, сопя…
Сладострастно зад сжимая,
приоткрыв от страсти рот,
шпилит в жопу Толя Ваню:
хуй то вынет, то воткнёт…
Слева Женя… Справа Дима…
Сзади… Саня подошел –
две тугие половины
тронул Саня: «Хорошо?»
«Классно!» – Толя оглянулся.
«Для сравнения хочу… –
Саня Толе улыбнулся. –
Дай-ка… тоже подрочу…»
«Сань, ты что?!» – у Толи мигом
стали круглыми глаза.
«Стой спокойно!» – Саня тихо
не сказал, а приказал…
две тугие половины –
Толя задом закрутил –
дед ладонями раздвинул,
хуй рукой перехватил
и – направив его тут же,
надавил залупой… «О-о-о!"
Глубже… глубже… ещё глубже…
дед в салагино очко
утопил свой хуй по яйца –
вставил Саня Толе в зад!
« href='http://perec.ru/lib/article9/gd/gde.htm' style='color: '>Где же целка? – рассмеялся. –
Дырка – тоже без преград…»
Ай да Саня!.. А что Толя?
Закричал на весь вагон –
завопил пацан от боли,
и… притихший, с двух сторон –
сзади-спереди – зажатый,
животом на Ваню лёг…
Паровозик – три солдата, –
место стыка – между ног…
Справа Дима. Слева Женя.
Смотрят оба, охуев:
ничего себе… сравненье.
Для сравненья… будет всех
Саня трахать?! Ай да Саня!
Разошелся… бабник, бля!..
Ване вставил… Толе вставил…
теперь жопа будет – чья?
Дима – целка. Женя? Тоже
никогда до службы в зад
не ебался… Ну, и что же?
СЕКС НЕ ВЕДАЕТ ПРЕГРАД!
Пролетают рощи мимо
под колёсный перестук…
Ваня. Толя. Женя. Дима.
Наебались… Снова в круг
вокруг ящика садятся –
разливают самогон…
Женя шутит – хвать за яйца
Диму! тот ему: «Потом…»
Саня сбил резьбу у Жени.
И у Димы тоже сбил…
Юность… Лето…
НАСЛАЖДЕНЬЕ…
Сане Ваня засадил –
кончил в деда пухлогубый
миловидный лопушок!..
Перетрахали друг друга…
до чего же хорошо!..
Саня – пидор. Ваня – пидор.
Толик – тоже пидарас…
Дима с Женей? Неофиты:
поебались в первый раз,
и – понравилось им это…
даже очень! Заебись!..
Пьют за дружбу… Ave лето!
Саня счастлив… ave жизнь!
Поезд мчится… подолбились
пять мальчишек от души –
побратались, породнились…
осуждать их не спеши,
мой читатель непредвзятый,
если сам ни разу ты
так не делал… а ребята
наебались от души!
AVE СЕКС!.. Под небом синим
голубой катил вагон –
мчался поезд по России,
вёз солдат на полигон…
(1994)
ДЕДОВЩИНА
1.
Полигон под Волгоградом.
Воскресенье – выходной.
«Я прошу тебя… не надо…
я прошу тебя…» «Не ной!
До конца меня дослушай.
Что особенного здесь?
Дело плёвое…» «Не нужно…
у меня девчонка есть…»
«Ну, и что? Одно другому –
не помеха…» «Не могу…»
«Заебал! Даю я слово:
не узнают в роте… Ну?
По-хорошему, парниша…
Обещаю, что никто
не узнает в роте… слышишь?
Соглашайся! А не то…»
Воскресенье… Два солдата,
из которых один – дед,
а второй – ещё салага,
в капонире курят… «Нет, –
говорит один другому,
и в глазах его – испуг. –
Не могу я…» «Что такого
здесь особенного?!» Дух –
черноглазый, миловидный –
смотрит вбок: «Не буду я…
не могу…» – салаге стыдно.
Дед смеётся: «Будешь, бля…
По-хорошему не хочешь –
я заставлю… ни хуя
не отвертишься – отстрочишь…
еще как отстрочишь, бля!»
И – уверенно ладонью
шею парня обхватив,
он сжимает пальцы… «Больно!»
«На колени…» «Отпусти…»
«На колени!» «Я не буду…»
«Будешь, Федя… ещё как!»
И – салага силе грубой
подчиняется… «Вот так!» –
дед смеётся, сверху глядя
на салагу, и – рукой
по ширинке себя гладит…
Парень дёргается… «Стой…
я сказал: не трепыхаться!
Непонятно?! – шепчет дед.
Его пальцы шевелятся
на ширинке. – Мой совет
тебе, парень: стой спокойно,
и всё классно будет, бля…»
«Отпусти мне шею, больно…»
«Отпущу сейчас… оп-ля!» –
расстегнув штаны, оттуда
достаёт он пацана…
«Нет! не надо!! я не буду!!!»
«Заебал ты меня… на!»
«Отпусти меня… не буду…»
«Рот открой… – смеется дед,
по губам скользя залупой…
Парень дёргается: «Нет!!!»
«Рот открой! – у деда пальцы
как железные тиски. –
Ну, смелее… не ломайся…»
«Больно… больно, отпусти!»
Полигон под Волгоградом.
Солнце жаркое печет…
«Отпусти меня! Не надо…»
«Надо, Федя!» И – сосёт
молодой солдат у деда
огнедышащий конец…
Миражами дышит лето…
«Хорошо сосёшь, боец!
Хорошо… – затылок гладит
дед салаге… и, сопя,
на затылок снова давит,
приговаривая: – Бля,
хорошо…» – и ощущает
салабон, как у него
хуй встаёт, приподнимая
колом брюки… «Хорошо…
хорошо… а ещё лучше,
если в жопу сзади…» «Нет!
Я не буду в жопу!» «Будешь, –
говорит салаге дед. –
Поднимайся!» Парень, губы
вытирая рукавом,
поднимается: «Не буду…
я не буду в жопу…» – он
задом пятится. «Куда ты?!»
«Я не буду…» «Не свисти…
поворачивайся задом…»
«Нет, не надо! Отпусти…»
«Поворачивайся задом!»
«Я не буду…» «Становись!»
Полигон под Волгоградом…
Брюки, спущенные вниз…
две тугие половинки
плотно сжаты… и, сопя,
твердым хуем по ложбинке
дед проводит, говоря:
«Наклоняйся…» «Я не педик!»
«Все… не педики… смелей!»
«Ну, не надо…» «Надо, Федя!»
«Я не Федя… я Андрей…»
«А я Саня… да не ссы ты!
Не скажу я никому…»
«Я не буду…» – парню стыдно.
«Наклоняйся раком… ну!»
Делать нечего… Парнишка
подставляет парню зад…
раздирает жопу шишка…
наклонившийся солдат
вырывается… куда там!
Бёдра стиснуты в руках…
Лето… Армия… Солдаты…
Полигон… Солдатский трах:
под палящим солнцем юга
дед салагу шпилит в зад –
Саня трахает Андрюху…
…Где-то – город Волгоград,
и – там девушки гуляют
и ребята пиво пьют…
…Саня, сладко замирая,
истекает спермой… «Ну, –
говорит Андрюхе Саня, –
теперь ты меня… – и он,
развернувшись, подставляет
зад Андрюхе… Салабон –
черноглазый, миловидный –
ошалело смотрит, как
дед руками половинки
врозь разводит… и долбак
у Андрюхи против воли
вмиг подскакивает! Он
прикрывает хуй ладонью…
ёлы-палы… салабон
ничего не понимает!
Дед – ему, салаге! – зад…
добровольно подставляет…
«Нет, не надо…» «Я сказал:
теперь ты меня! – Салага
видит сжатую дыру…
слышит голос Санин: – Трахай!
Трахай в жопу меня… ну!
Натяни очко на шишку!
Бля, давай… давай! еби…»
В жопу трахнутый парнишка
нерешительно стоит,
пред собою видя парня,
наклонившегося… «Ну?
Долго ждать я буду?» – Саня
сам желает… почему?!
Натянул он, «как мужчина»…
и… «как девочка», даёт?!
Подставляет… в чём причина?
Наклонился раком… ждёт…
У Андрюхи нет ответа,
почему, – не знает он…
Миражами дышит лето…
и – невольно салабон
ощущает, как желанье
зарождается внутри…
ну, и что с того, что парень?
Залупившись, хуй стоит
у салаги… осторожно
шаг он делает вперёд…
почему, бля, он не может
трахнуть деда, если тот
сам очечко подставляет…
один раз – не пидарас,
и – Андрюха приставляет
хуй свой к дырочке… сейчас…
если дед желает, чтобы
его трахнули в очко…
если сам он свою жопу
подставляет… хуй торчком
у Андрюхи… будь что будет!
Бог не сдаст – свинья не съест:
не узнают – не осудят…
а узнают?.. «Что, боец…
ты уснул там, что ли, сзади?
Долго буду я стоять? –
оглянувшись, смотрит Саня
на Андрюху. – Твою мать…
ни подставить, ни засунуть –
не способен ни к чему…»
Облизнул Андрюха губы…
облизнул он губы… «Ну… –
шепчет Саня, – ну, смелее…»
Брюки спущены… в груди
сердце бьётся у Андрея…
хуй стоит, как палка, и –
упирается в тугое
пацанячее дупло…
ну, бля… дело молодое…
а узнают если?.. О,
он насаживает жопу
на торчащий колом уд –
опа-на! – по яйца хобот
загоняет пацану! –
Саня дёргается… Саня
тихо вскрикивает: «Бля!»
Бля не бля – Андрюха вставил
хуй по яйца… и, сопя,
плавно-мощными толчками
начинает он качать
наклонившегося парня…
ё-моё!.. приятно, блядь!
Он не мог даже представить,
что так классно с пацаном…
задом двигая, качает
миловидный салабон
наклонившегося деда –
шпилит! трахает! ебёт!
миражами дышит лето…
солнце южное печёт…
брюки спущены – салага
шпилит дедушку в очко,
и – у дедушки от траха
поднимается торчком
хуй, и Саня, раком стоя
и шепча: «Еще… сильней…» –
сладострастно себя доит
кулаком, пока Андрей
в его дырочке шурует, –
дед кайфует с двух сторон!
Дед кайфует… и кайфует
черноглазый салабон,
и уже ни капли страха
нет в душе его – сопя,
деда трахает салага…
ё-моё… приятно, бля,
что бы там ни говорили
о подобном… всё равно
это – кайф! и в капонире
шпилит деда салабон,
и кайфуют они оба:
он, Андрюха, в первый раз…
а у Сани, видно, опыт
есть немалый… пидарас,
одним словом, Саня этот!
И Андрюха – пидарас?..
Миражами дышит лето…
Пидарасы… Was ist das?
«Пидарасы» – только слово,
и – не более того…
а на деле – что плохого
в таком сексе? Ничего.
Поднимая корпус, Саня
выпрямляется – Андрей
к его хую руку тянет…
и – обхватывая всей
пятернёй торчащий колом
залупившийся долбак,
сладострастно Саню доит,
как себя, – снуёт кулак
у Андрюхи… с хуем в жопе
Саня тащится, сопя…
и – не сдерживая вопля,
содрогается: струя
вверх взлетает на полметра!
мышцы сфинктера – очка –
сокращаются у деда
конвульсивно, и – рука
у салаги в сперме липкой, –
кончил Саня!.. «Заебись…» –
выдыхает Саня хрипло
в голубеющую высь…
и – толкая в ягодицы
деда пахом, салабон
сладострастно разрядился
вслед за дедом… в жопу он
трахнул парня! Ёлы-палы…
охуительный оргазм!!!
Тяжело дыша, прижал он
к себе Саню… это класс!
«Кончил?» – тихо шепчет Саня.
«Да…» – смутившийся Андрей,
спешно руки разнимая,
пунцовеет… и скорей
хуй выдёргивает… кто он?
Шелуха обломных слов
обжигает его снова:
пидарасы они… но
вверх подтягивая брюки,
говорит салаге дед:
«Что ни сделаешь от скуки…»,
и – проблемы сразу нет:
было классно? было классно!
Ну, и… нечего пиздеть,
что в облом быть педерастом!
В жопу парня отыметь –
это клёво!.. Воскресенье…
Парни курят… «Ну, и как?»
И, краснея от смущенья,
говорит Андрей: «Ништяк!»
«То-то, бля! А ты боялся…»
«Я боялся?» «Ну, не я ж… –
Саня тихо рассмеялся. –
Вот скажи: еще мне дашь?»
2.
Полигон под Волгоградом.
Солнце жаркое печёт…
Забавляются солдаты:
сев на корточки, сосёт
молодой боец у деда…
вниз приспущены штаны…
миражами дышит лето…
и балдеют пацаны,
и меняются местами:
у салаги дед сосёт,
жарко двигая губами…
А потом в очко ебёт
дед салагу… и тот тоже
деда трахает в ответ…
Сладко парни мужеложат,
и Санёк – уже не дед
для Андрюхи, и Андрюха –
не салага для него, –
наслаждаются два друга,
и обоим всё равно,
кто там «дед», а кто «салага»…
НЕТ У КАЙФА ЯРЛЫКОВ!
Хорошо друг друга трахать
по согласию! Готов
кайфовать Андрей, и Саня
кайфовать всегда готов,
и кайфуют оба парня, –
нет у кайфа ярлыков!
(1999)
НА ПРИВАЛЕ…
Два конца, два кольца…
детская загадка.
…На привале два бойца
тащатся украдкой:
отошли подальше в лес,
чтоб не видно было…
Лето…
Полдень…
Гомосекс…
Тюбик вазелина…
Пацаны друг друга прут
по-солдатски – стоя…
Птички весело поют…
Небо голубое…
То ли – геи, то ли – так,
просто педерасты:
бёдра юные в руках…
яркие оргазмы…
Отстрелялись оба в зад,
и никто не знает, –
возвращаются назад –
рота отдыхает…
Уложились в полчаса –
кайфанули сладко
два смекалистых бойца, –
тоже мне загадка!
***
брюки
спущены. наклонившись,
на коленях стоит Вадим, –
сладострастно
в очко вдавившись,
педерастит его Максим…
Владик Макса оттрахал первым
и теперь терпеливо ждёт,
когда Макс разрядится спермой
ему в жопу, – Максим ебёт,
бёдра друга в руках сжимая…
ночь. учебка. курсанты спят,
и никто – ни один – не знает,
как сержанты ебутся в зад…
брюки
спущены – на матрасе,
наклонившись, стоит Вадим,
и, кайфуя –
сопя от страсти –
педерастит его Максим…
«БАБЫ НЕТ…»
Саня пьяный, и пьяный Рома,
и в каптёрке погашен свет…
два солдата вступают в гомо-
отношения, – «бабы нет…» –
объяснили они друг другу…
и действительно: бабы нет, –
залупившись, стоят упруго
члены толстые. лунный свет
озаряет два тела голых,
и плывёт за окном весна…
Саня жадно сосёт у Ромы…
«Бабы нет…» – а она нужна?
Рома жадно сосёт у Сани…
водкой вытравлен ложный страх.
поудобней ложатся парни…
вкус античности на губах:
упоённо лаская уды,
содрогаются пацаны… –
перламутровым соком губы
у обоих обожжены…
***
Казарма. Полночь. Тишина.
Все спят… и только
у окна,
совсем-совсем не по Уставу
вздымаясь кверху,
одеяло
едва заметно шевелится…
солдату юному не спится…
под одеялом приспустил
с себя трусы он –
обхватил
рукою левой уд кривой…
и –
тихо-тихо
сам с собой
кайфует, чутко замирая, –
привычно
уд в руке сжимая,
в казарме под покровом ночи
самозабвенно парень дрочит,
и только слышно,
как сопят
его товарищи, – все спят…
Солдат кончает у окна…
Казарма. Полночь.
Тишина…
DE PROFUNDIS
«мой звездный
брат! полуночной порой
приди ко мне и защити от боли…»
вчера
весь взвод
глумился надо мной,
в каптёрку заходя после отбоя…
…сегодня снова, ноги разведя
толчками ненасытными распятый,
стою я, наклонившись, –
и меня,
безумствуя,
насилуют солдаты…
я голубой…
но на чужом пиру,
где правят бал глумящиеся рожи,
я одинок –
любимого зову,
пока меня
по кругу мужеложат:
«приди ко мне
полуночной порой –
спаси от одиночества и боли!»
ах, как они
глумятся надо мной…
«подставь лицу горячие ладони!»
в каптёрке,
сладострастием дыша,
безумствуют они, не понимая,
что кроме тела есть ещё душа…
«спаси меня, любимый! умоляю!
ты где-то есть,
беспечный и шальной,
веселый, сильный, смелый и серьезный…
ты Адриан мой – я твой Антиной…
спаси меня, пока еще не поздно!»
БАННЫЙ ДЕНЬ
К любви,
«не смеющей назваться»,
я приобщился в восемнадцать,
не прослужив неделю даже…
Как получилось?
Рота наша,
помывшись в бане полковой,
ушла… А я был старшиной
оставлен в бане для уборки.
И вот –
едва немного хлорки
добавил я в ведро с водой,
как слышу голос:
«Молодой!
Иди сюда…» – меня позвал
сержант, который выдавал
солдатам чистое бельё.
Я подошел к нему.
Вдвоём
мы были в бане с ним,
и он,
кивнув на скопище кальсон,
сказал улыбчиво:
«Полы
протрешь, военный, и в узлы,
пересчитав, всё это свяжешь.
Потом количество мне скажешь. –
Он сделал паузу. – Понятно?»
«Так! точно! –
выкрикнул я внятно, –
товарищ! гвардии!..»
«Отставить! –
он улыбнулся и… поправив
ремень на поясе моём,
сказал:
- Военный, мы вдвоём,
и потому кричать не нужно…
Я вижу, парень ты послушный…
Не обижают?»
«Никак нет!» –
я снова выкрикнул в ответ.
Сержант поморщился:
«Солдат,
не напрягайся…»
«Виноват!»
«Как имя?" – он меня спросил.
Я чуть расслабился:
«Кирилл…»
Взглянул он пристально
в глаза…
и, чуть прищурившись, сказал:
«Когда, Кирюша, мы одни,
меня Аркадием зови.
Понятно?»
«Да», – ответил я.
Он,
ничего не говоря,
вновь улыбнулся – и в ответ
я улыбнулся тоже…
Нет,
в тот миг я ни о чём таком
не думал даже –
я польщён
был его добрыми словами…
Деды куражились над нами,
как будто мы не люди были,
и – одного уже избили
после отбоя
в туалете
за то,
что дедушке ответил
он без почтения… а здесь
такой же дедушка, но спесь
не прёт наружу из него…
Наверно, парень ничего…
хороший парень! – вот о чём
подумал я…
А что вдвоём
мы были в бане… и что мог
подумать он, что я готов
ему, сержанту, в этой бане
отдаться гомосексуально…
об этом,
честно говоря,
даже не мог помыслить я!..
Да и откуда эти мысли
могли бы взяться,
если в жизни
я не встречал любви такой?
Мне даже слово «голубой»
было неведомо в ту пору,
и лишь
синонимом «позора»
употреблялось среди нас
в то время слово
«пидарас»…
Итак,
без всякого подтекста
я улыбнулся – было лестно,
что держит он меня
на равных,
не выясняя,
кто здесь главный.
Полы да скопище кальсон?
Разве работа это?..
Он
меня похлопал по плечу:
«Вперёд! Пока я подрочу… –
и рассмеялся тут же, –
то есть
пока, военный, я помоюсь,
чтобы ты сделал всю работу.
Быстрей управимся – и в роту».
Он снял штаны с себя, потом
кальсоны, и –
как Аполлон,
за дверью скрылся в душевой.
Вздохнул я…
Кто я?
Молодой…
И моё дело – мыть полы…
кальсоны связывать в узлы…
Салага я…
а он старик,
и этим сказано всё…
Крик
из душевой раздался вдруг:
«Ты не уснул еще, мой друг? –
Дверь в раздевалку он открыл. –
Иди ко мне сюда, Кирилл!
Подрочим вместе…»
Я смутился:
«Я не дрочу… я уже мылся…»
Сержант Аркадий рассмеялся:
«Мы все… не дрочим…
Раздевайся!
Давай, Кирюша… Знаю, как
салаги моются… бардак,
а не мытьё это… конвейер!
Я жду, военный!» –
и он двери
закрыл, ответ не ожидая…
Вздохнул я –
и, штаны снимая,
подумал: точно он сказал!
Конвейер…
Я кальсоны снял,
прикрыл ладонью свой писюн,
дверь приоткрыл
и проскользнул
в блаженство пара и воды…
Ещё недавно пацаны
стояли в очереди, чтоб
под душ попасть –
при этом в лоб
не получить от старика,
и вот – простор! Ни бардака,
ни стариков, ни толкотни –
я да Аркадий… мы
одни…
Ах, красота!.. Я огляделся:
куда Аркадий этот делся?
Вода шумела. Пар валил.
«Я здесь. Сюда иди, Кирилл!» –
он из угла меня позвал.
Я подошел к нему.
Он дал
мочалку в руки мне:
«Держи.
Давай, военный… приложи
своё старание и силу –
потри, Кирюша,
деду спину…»
И
взглядом ласковым меня
окинул… Улыбнулся я.
И снова
ни о чём таком
я не подумал… Меня он
позвал, чтоб спину я ему
потёр? Пожалуйста!
«А ну…» –
сказал я запросто, как другу.
Из распылителей упруго
вода в цементный била пол…
и у Аркадия был взор
какой-то… право, не такой.
Но я,
парнишка молодой,
неискушенный и наивный,
мочалку мылил… и обильно
стекала пена с моих рук…
«А ну…» – сказал я
и, как друг,
взял за плечо его слегка…
Его плечо… Моя рука…
Ко мне он задом повернулся,
расставил ноги, чуть прогнулся,
и – заработал я мочалкой…
Изо всей силы? Мне
не жалко!
Клубился пар. Вода шумела.
Спина его побагровела…
«Довольно, –
разогнулся он. –
Уважил деда, салабон!» –
меня Аркадий похвалил.
«Старался!» – я проговорил.
Он взял мочалку у меня…
«Теперь, Кирюша… давай, я
тебя потешу…
Становись!»
Непроизвольно глянув вниз,
я торопливо взгляд отвёл:
пока я спину ему тёр,
член
у него
поднялся ввысь…
Он усмехнулся:
«Становись… –
Он не скрывал, что возбудился. –
Давай, Кирюша…»
Я смутился…
и,
покраснев помимо воли,
опять взглянул непроизвольно
на его член, торчащий хищно…
Прибор у парня был приличный…
пожалуй,
сантиметров двадцать,
и выглядел, наверно, классно…
но…
я наивен был в ту пору
и красоту его прибора
не мог, конечно,
оценить…
Смутившись,
я пытался скрыть
и свой испуг, и любопытство, –
к а к
перед ним мне наклониться?
Вода упруго била в пол…
«Спиной ко мне!» –
как приговор,
слова сержанта прозвучали…
и голос,
ласковый вначале,
обрёл пугающую властность…
Я повернулся, чтоб напрасно
не раздражать его…
Кто он?
Сержант. А я кто? Салабон.
Мочалкой мыльной сверху вниз
провёл он…
«Ну-ка…
наклонись!» Нагнулся я.
«Ещё сильней…» Я наклонился
ниже… «Эй, я что – неясно
говорю? Еще сильнее…
ай лав ю
изобрази, военный, мне!»
Он меня хлопнул по спине,
и я склонился
ещё ниже…
«Вот так, Кирюша…
теперь вижу,
куда…» –
негромко говоря,
руками сильными меня
он взял уверенно за бёдра…
и
я почувствовал, как твёрдый
горячий мыльный член его
коснулся зада моего –
скользнув
головкой по ложбинке,
разъединившей половинки,
он в самый центр – в анус мой! –
упёрся…
Дёрнулся я…
«Стой!» –
раздался грозный его рык…
и в тот же миг ответный крик,
похожий на протяжный стон,
наполнил баню –
меня он
изо всех сил к себе рванул…
«А-а-а!» – заорал я, – натянул
он моё тело, как на кол,
рывком коротким…
мокрый пол
поплыл куда-то…
я рванулся –
я, как пружина, разогнулся, –
сержант по имени Аркадий
ко мне прижался тут же сзади,
член до конца в меня вдавил,
крест-накрест
вмиг перехватил
живот мой сильными руками
и –
стоя, резкими толчками
стал меня трахать…
как в тисках,
я был зажат в его руках…
и, отдаваясь поневоле,
я только вскрикивал от боли
при каждом яростном толчке, –
сержантский хуй в моём очке,
подобно поршню, взад-вперёд
скользил размеренно,
и пот
по моему лицу катился…
кусая губы, я крепился,
чтобы от боли
не орать, –
огромный уд, не буду врать,
казалось, изнутри меня
рвал на куски…
а я стоял,
не в силах даже шевелиться,
не то чтоб вырваться!
Вдавиться,
казалось, он в меня хотел
всем своим телом – и горел
мой зад, проткнутый вероломно, –
в его руках зажатый, словно
в тисках железных, я не мог
освободиться…
между ног
болтался член мой…
пар валил…
сержант
чуть-чуть переместил
вниз руку левую – и вялый
мой член, намыливая, взял он
в свою горячую ладонь…
я трепыхнулся было…
«Стой!»
Аркадий
член мой тискать стал,
при этом он не выпускал
меня из рук…
мне было больно…
и вместе с тем непроизвольно
я ощутил, как возбуждаюсь:
упругим жаром наливаясь
в сержантском
мыльном
кулаке,
член
затвердел в чужой руке –
налился сладостным свинцом,
задравшись кверху,
словно лом…
Аркадий что-то мне шепнул
и,
изогнувшись,
вновь толкнул
меня своим горячим пахом,
желая дальше меня трахать…
невольно я ему поддал –
и
он меня поцеловал
в затылок стриженый
и в ухо
поцеловал он меня…
Глухо
вода по-прежнему шумела…
В руках сжимая моё тело,
толчками плавными опять
Аркадий
стал меня качать…
при этом
мой конец синхронно
скользил в ладони его,
словно
в цилиндре поршень –
взад-вперёд,
и…
приоткрыв невольно рот,
я, возбуждаясь с каждым мигом,
как педераст, очком задвигал,
навстречу члену…
а в ладони
мой член скользил –
и было больно…
и было сладостно мне…
Боже!
Впервые в жизни мужеложил
меня, отнюдь не голубого,
сержант…
и было это ново,
и необычно это было!..
Сопел Аркадий мне в затылок…
вода шумела… пар валил…
мой член
в руке его скользил…
сопел сержант – и в унисон
сопел я тоже…
возбуждён
я был не меньше, чем Аркадий,
который
трахал меня сзади…
и это, право, было классно!
В руках сержанта-педераста
я, салажонок молодой,
изнемогал –
как голубой…
«как»
говорю я потому,
что до того я никому
не только зад не подставлял,
но вообще не представлял
себя – мужчину! –
в этой роли, –
я кайфовал помимо воли!!!
Аркадий что-то говорил,
а я не слышал –
член скользил
в его намыленной руке, –
сжимая хуй мой в кулаке,
губами мокрыми он тронул
меня за шею…
и со стоном
я в воздух выпустил струю!!!
и в тот же миг в дыру мою
с протяжным стоном
резко
он
всадил, кончая! –
общий стон
апофеозом прозвучал…
т а к сладострастно
не
кончал
я никогда еще!..
Рукой
наедине с самим собой
я забавлялся,
и не раз…
но чтобы был такой экстаз,
как в этой бане полковой…
такого не было
со мной!
Аркадий руки разомкнул…
и я безвольно соскользнул
с его слабеющего члена…
«Ну, извращенец ты, военный!
Смотри,
всю руку обвафлил…
Или ты педик? А, Кирилл? –
проговорил со смехом сзади
сержант по имени Аркадий. –
Чего молчишь? Ты голубой?»
Мотнул я молча головой,
что нет, –
на корточки я сел…
проткнутый зад огнём горел,
и, пузырясь, оттуда мыло
со спермой вместе
выходило…
Вода шумела… Пар валил…
Шагнув под душ, проговорил
Аркадий весело:
«Вставай!
Очко, военный, подмывай,
и – пошагаем с тобой в роту.
Полы, кальсоны… всю работу,
надеюсь, выполнил?»
В ответ
не отозвался я – и дед
повысил голос: «Я не слышу!»
Вода шумела, паром пыша…
и я,
в реальность возвращаясь –
опять в салагу превращаясь –
взглянул Аркадию в глаза:
что теперь будет?
Он сказал,
головку члена промывая:
«Не бойся, воин…
не узнает
никто об этом, даю слово…»
И,
член намыливая снова,
он, помолчав, заговорил:
«Ты мне понравился, Кирилл…
Сказать по правде,
ты не первый,
кого я трахаю… но спермой
ещё никто не истекал
во время траха…
показал
ты мне, военный, высший класс!
Скажи, Кирилл… ты педераст?
Ты на гражданке
в зад давал?»
«Нет», – я ответил. Помолчал
Аркадий…
было очевидно,
что он не верит.
А мне стыдно,
мне было муторно и плохо…
непроизвольно я потрогал
свою проткнутую дыру…
Как это вышло? Почему?
Ответа не было…
«Кирилл, –
Аркадий вновь заговорил, –
отныне будешь мне давать.
Я обещаю тебе: знать
никто не будет в роте нашей,
что ты даёшь.
Никто не скажет,
что ты, военный, пидарас… –
Он усмехнулся. – А то враз
тебя поставят в роте
раком
и,
полируя твою сраку,
из тебя сделают Катюшу…
Зачем тебе это,
Кирюша?
Ты мой, Кирилл… и только я,
не афишируя, тебя
буду ебать…
Ты уловил?» –
Он это всё проговорил,
слова уверенно чеканя…
Я,
изнасилованный в бане,
сержанта слушая, краснел…
Меня он в жопу отымел…
и…
будет в будущем опять
свой кол в кишку мою вгонять?!
«Я твой ответ не слышу,
воин, –
проговорил Аркадий. –
Понял?»
«Да», –
я кивнул непроизвольно.
Он улыбнулся и, довольный,
мне погрозил шутливо:
«То-то!
Всё. Обмываемся, и в роту…
После отбоя… перед сном…
зайдёшь ко мне», –
добавил он.
«Зачем?» –
как в трансе, я спросил.
«За витаминами, Кирилл.
Они… –
Аркадий засмеялся,
рукой поглаживая яйца, –
вот здесь.
Солдатский эликсир…
И ты…»
Он что-то говорил,
негромко фыркая под душем…
а я сидел –
его не слушал…
Глаза мои щипали слёзы…
С утра до вечера – угрозы…
придирки… окрики…
пинки…
и то и дело старики
грозят избить после отбоя,
если их что-то
не устроит…
ежеминутно матерятся…
и каждый дед поизгаляться
и покуражиться
стремится…
а ночью
дедушкам не спится –
и,
став в шеренгу, взяв за пояс
один другого,
мы им поезд
изображали уже дважды,
при этом у кровати каждой,
где дед лежал,
стоял сынок,
качая сетку,
чтобы мог
представить дедушка
вагон,
в котором, улыбаясь, он
на дембель едет…
а вчера
сказал старик один:
«Пора
найти бы, парни, проводницу,
чтоб было с кем
повеселиться
в дороге дальней
после службы», –
и все деды
заржали дружно,
кандидатуры предлагая…
Вода шумела…
опуская
всё ниже голову и ниже,
кусал я губы – я не слышал
сержанта…
было мне обидно,
и горько было мне, и стыдно, –
сидел я в бане полковой,
глотая слёзы…
Кто такой
этот сержант, чтоб я ему
сосал в каптёрке?!
Почему
вообразил этот Аркадий,
что можно спереди и сзади
в любой момент меня иметь?
И…
почему я кончил?!! Ведь
я никогда! ни с кем!
ни разу!
Неделя в армии – и сразу
такие в жизни перемены…
Он похвалился, что не первый
я у него…
а
т е х он тоже
сначала в жопу мужеложил,
поставив раком?..
и потом
т е пацаны, которых он…
они с о с а л и?..
Пар валил…
Аркадий что-то говорил…
а я Аркадия не слышал, –
склоняя голову всё ниже,
я прятал слёзы от него…
Повысил голос он:
«Чего,
Кирилл, не моешься? Вставай!
Или помочь тебе?
Вай-вай… –
вдруг изменился его тон,
и стройный,
словно Аполлон,
шагнул Аркадий из-под душа, –
ты плачешь, что ли?
А, Кирюша?»
И,
наклонившись надо мной,
он взяв уверенной рукой
мой подбородок –
повернул
к себе лицо моё.
«А ну…
и правда слёзы. Я не понял!
Ты чем, военный, недоволен? –
повысил голос было он,
но тут же,
сбавив грозный тон,
он потянул меня за руку. –
А ну, вставай, Кирюша,
ну-ка…»
И, подчиняясь его воле,
я встал на ноги.
«Что за горе?
Война? Несчастье?
Кто-то умер?
Чего расхныкался ты, дурень?
Ну? Что ты сопли распустил?
Унизил я тебя? Избил?
Очко порвал я тебе?
Нет. –
Он улыбнулся. – Тет-а-тет
перепихнулись…
эко диво!»
В себе уверенный, красивый,
как микеланджелов Давид,
стоял Аркадий,
и был стыд
ему неведом – не впервой…
а я, парнишка молодой,
в груди рыдания
давил…
И вдруг…
Аркадий обхватил
меня за плечи – и к себе
прижал…
и, гладя по спине,
мою щеку губами тронул…
«Какой ты глупый…
и солёный… –
Аркадий тихо прошептал. –
Кирюша… –
он поцеловал
меня в глаза, – Кирюша, милый,
не перестал ты быть
мужчиной…
Не перестал! Запомни это!
Кирилл, ты слышишь?»
И ответа
не дожидаясь, в тот же миг,
одной рукой перехватив
затылок мой,
Аркадий властно
к себе прижал меня и страстно
стал целовать моё лицо:
губ обжигающих кольцо
сомкнулось на губах
моих,
и я…
о боже! ощутив
огонь его горячих губ,
как настоящий гомолюб
в его объятиях
поплыл,
к нему прижавшись… Это был
порыв спонтанный? Или, может,
я был в душе предрасположен
к любви такой?..
Нет,
я о том
в тот миг не думал…
Меня он
так сладострастно целовал,
что я невольно тоже стал
ладонью гладить
его спину…
Вода шумела…
Чуть раздвинул
он свои ноги – и мой член
между ногами в сладкий плен
направил сам, своей рукой,
и –
ноги сжал он, так что мой
член оказался между ног…
Задвигал бёдрами я… ох!..
сержант мне гладил
ягодицы…
но не успел я насладиться,
как он меня чуть отстранил:
«Не торопись… хочу, Кирилл,
чтоб ты уважил меня сзади…
как я тебя», –
шепнул Аркадий,
и –
не успел я удивиться,
как, развернувшись, наклонился
передо мной он…
ну и ну!
Он хочет… просит,
чтоб ему…
я растерялся… он же дед…
а я салага…
или нет
различий в бане полковой?..
Стоял сержант передо мной,
расставив ноги…
чудеса!
Всего каких-то полчаса,
а сколько впечатлений новых!
Стоял он раком –
и,
готовый
войти в сержантское очко,
мой напряженный член торчком
стоял, подрагивая…
Боже,
я ж никогда не мужеложил…
и…
я не знал, как это делать…
стучало сердце – ошалел я!..
Вода шумела… Пар валил…
«Или не хочешь? А, Кирилл? –
сержант Аркадий оглянулся
и, подмигнув мне,
усмехнулся. –
А может, воин… ты боишься?
Или стесняешься?
Стыдишься?
Давай, Кирилл!
Вперёд, военный…»
Я взял за бёдра его – членом
упёрся в сжатое очко…
и
надавил головкой…
«О! –
Аркадий дёрнулся. – Потише…
не торопись, Кирюша…
выше…
ещё… –
Аркадий центровал. –
Ещё повыше… всё, попал!
Давай… пошел…»
И я впритирку
стал осторожно в его дырку
головку вдавливать –
и сразу
волна сладчайшего экстаза
меня накрыла, как цунами, –
от наслаждения я замер…
покрепче бёдра обхватил
и –
изогнувшись, утопил
свой уд до самых помидор
в дыру сержанта, –
был напор
таков,
что выгнулся военный!
«Ой, сука! Пидор! Постепенно,
не торопись… –
он завопил, –
салага! Пидор ты, Кирилл!
Давай! давай!
пошел!
еби!»
Он
наклонился ниже – и
я плавно бёдрами задвигал…
Это был кайф!!!
И –
миг за мигом
огонь по телу растекался,
подобно лаве, –
уд втыкался
в дыру сержантскую толчками,
и бёдра,
сжатые руками,
были послушны моей воле…
сержант постанывал от боли…
вода шумела… пар валил…
Впервые в жизни я любил
мужчину –
парня молодого…
«Ну,
и чего же здесь такого?" –
любой пацан сегодня может
сказать спокойно, –
мужеложат
сегодня многие без страха –
иное время!..
А я трахал
сержанта в бане полковой,
когда в умах царил застой
и такой секс воспринимался
как извращение, –
втыкался
мой уд в сержантское очко,
и…
это было классно!
О,
Как это было обалденно!!!
Вода шумела…
Моя сперма
рванулась так,
что стало больно… и,
застонав непроизвольно,
прижался я к сержанту сзади,
кончая…
выебал!!!
Аркадий,
рванувшись,
тут же соскользнул
с моего члена,
развернул
|
