Было это уже достаточно поздно, когда дядя Толя возвращался с работы. Ярко светила полная луна, освещая сонные улицы города. Несмотря на возраст, дядя Толя двигался быстро и резво, насвистывая себе под нос какую-то детскую мелодию. Он улыбался ночному городу, яркой луне, свежему воздуху, наполненному благоуханием сирени и трелями юных соловьёв, отчего сам чувствовал себя вдвойне моложе.
Он даже и не заметил, как очутился возле городского парка и величавого памятника Чернышевскому. Неожиданно дядю Толю привлекли странные гулкие звуки, доносившиеся из железного мусорного бака. Какой-то юноша неопределённого возраста копошился в отбросах и что-то бормотал себе под нос. " Бедная Россия! "- подумал дядя Толя почти вслух.
Он продолжал также резво идти к своему дому. Вновь его захлестнули тёплые воспоминания; воспоминания эти были связаны с его безоблачным детством: первый невинный поцелуй в солнечном Артеке с девочкой Катей, которая всегда носила длинное платье, потому что была отличницей; алый новенький галстук, который ему повесила на шею директор школы Изабелла Тимофеевна. Однако картины прошлого внезапно развеялись, и дядя Толя тряхнул головой, осмотрелся по сторонам. Околдованный весенними грёзами, он поймал себя на мысли, что, отмахав приличное расстояние, он вновь оказался на уже знакомом ему месте - возле памятника. "Ну и ну!" - ошеломлённо прошептал он, - "Вот что весна с людями делает!!!"
Добрые глаза дяди Толи встретились с побелевшими от злобы глазами парня, который рылся в мусорке; у него была крупная голова, старенькие очки и реденькая бородёнка. Дяде Толе стало неуютно оттого, что бродяжка показал ему язык, тоненько рассмеявшись при этом. Потоптавшись на месте, дядя Толя махнул рукой и двинулся по тёмной улице, отметив, между прочим, что лицо изваяния очень схоже со внешностью копошившегося в мусорном баке юноши.
Наконец он вошел в подъезд своего дома, извлёк из кармана связку ключей и легонько проскользнул в квартиру, дабы не потревожить чуткий сон любимой супруги. Осторожно чмокнув её в пухлую щёчку, он мигом поспешил на кухню. Включив там свет, он обнаружил большую записку:
"Утка горячая с яблоками,
в холодильнике вареники с вишнями.
Кушай. Твоя Анфиса."
Сегодня у дяди Толи был до того волчий аппетит, что ему снова захотелось вернуться в спальню и от всего сердца ещё раз поцеловать свою Анфису. Но голод победил благородные чувства. Разделавшись с уткой, облизывая короткие пальцы, он выхватил из холодильника железную миску с варениками. Не разогревая десерт, дядя Толя оперативно справился и с последним блюдом. Он открыл настежь окно и, задымив сигаретой, окинул сытым взглядом панораму весеннего ночного города и близстоящий городской парк, где по-прежнему заливались юные соловьи, ярко светила луна и поверх благоухающих крон каштанов была видна гордо опущенная голова русского мыслителя. Дядя Толя опять таки вспомнил молодого человека, который копошился в мусорном баке. Его возбуждённый член, словно бешеный, заплясал под трусами и исторгнул мощный поток спермы. "Ах, чёрт!"- смущенно пробормотал дядя Толя, - " До ванны не успел добежать. Анфиска мне морали читать будет. Ну да ладно, что естественно, то не безобразно!"
Он ещё раз поглядел в окно и злобно проскандировал: "Что делать? Что делать! Работать надо!!!" Захлопнув окно, он, не раздеваясь, юркнул под сдобный бочок Анфисы и, накрывшись одеялом, смежил сонные вежды.
Проснулся дядя Толя уже утром: ласковое весеннее солнышко разливалось по его комнате. Однако что-то неприятное заставило дядю Толю нахмурить лоб. Он вспомнил отрезок какого-то непонятного сна, который привиделся ему этой ночью. А привиделось ему следующее: он и она (молодая девушка), слившиеся в сочном поцелуе, в судорожных объятиях занимаются любовью в его автомобиле. "Приснится же такое!" - выругался дядя Толя. "Уже на работу, дорогой?" - пробасила сонная супруга. "Угу:" - ответил он и поспешил в гараж:
Двери железного гаража со скрежетом распахнулись. В неприятное лицо дяди Толи ударил удушливый запах. Сердце его провалилось в пятки. Он всё вспомнил, когда увидел сквозь клубы сизого дыма свою машину, где на заднем сиденье, распластавшись, лежало нежное, как альпийский снег, тело юной девушки. Её рот был похож на распахнутую дверцу морозильника: